Делла Стрит воззвала в последний раз:
— Пожалуйста, шеф, пусть дело возьмет Джексон. Вы ввяжитесь в неприятности. Стоит ли тратить время на борьбу вокруг кота?
— Кошки и трупы, — сказал Мэйсон. — Не одно, так другое. Я так давно занимаюсь трупами, что живая кошка может оказаться восхитительным разнообразием по сравнению…
Дверь открылась. Блондинка с большими голубыми глазами невыразительным голосом объявила:
— Мистер Шастер, мистер Лекстер, мистер Оуфли.
В комнату стремительно вошли трое мужчин. Во главе был Шастер — подвижный и миниатюрный, он суетился, точно воробей, выглядывающий сквозь осенние листья.
— Доброе утро, господин советник, доброе, доброе. Тепло сегодня, верно?
Он суетливо прошелся по комнате, протягивая руку для пожатия. Нижняя губа его отвисла, открывая рот, полный зубов; между зубами виднелись щели. Мэйсон, возвышаясь над низеньким человечком, точно башня, подал ему руку и спросил:
— Давайте уточним. Который Лекстер, а который Оуфли?
— Да-да, конечно, конечно. Вот Сэм Лекстер — он душеприказчик… э-э, внук Питера Лекстера.
Высокий смуглый человек, черноглазый, с тщательно завитыми волосами, улыбнулся с той степенью любезности, которая говорила скорее об уравновешенности, чем об искренности. В руке он держал большую шляпу кремового цвета.
— А вот Фрэнк Оуфли. Фрэнк Оуфли — второй внук.
Оуфли был желтоволосым и толстогубым. Казалось, его лицо не способно изменить выражение. Его водянисто-голубые глаза напоминали сырых устриц. Шляпы у него не было. Он ничего не сказал.
— Моя секретарша, мисс Стрит, — представил Деллу Перри Мэйсон. — Если не возражаете, она будет присутствовать и запишет то, что я найду нужным.
Шастер хохотнул, брызнув слюной:
— А если будут возражения, я полагаю, она все равно останется? Ха-ха-ха. Знаю вас, советник. Помните, вы имеете дело с человеком, который вас знает. Вы забияка. С вами приходится считаться. Для моих клиентов это дело принципиальное. Не могут они уступить слуге. Но придется повоевать. Я их предупреждал, что вы забияка. Они не могут сказать, что я не предупреждал!
— Садитесь, — сказал Мэйсон.
Шастер кивнул своим клиентам, указывая на стулья. Сам он опустился в большое потертое кожаное кресло и почти утонул в нем. Он скрестил ноги, ослабил галстук, поправил манжеты и повторил:
— Для нас это дело принципа. Мы будем бороться до последнего. Дело ведь серьезное.
— Что — серьезное дело? — спросил Мэйсон.
— Ваше заявление, будто это условие завещания.
