Через два часа квартира слепила чистотой, и Даррен уже намеревался мыть окна, но так не вовремя начавшийся дождь разрушил его планы. Даррен уселся на диван и любовался результатом своих стараний, хотя некоторые и не заметили бы разницы — он любил чистоту, и его жилище всегда содержалось в порядке. Подобные периоды застоя и захламления были для него редкостью, и бардак не успевал глубоко пустить корни. На самом деле, будучи маленьким, Даррен всегда сражался с мамой на тему уборки — он в вечном хаосе своих игрушек видел упорядоченную систему, а пауки под потолком и вовсе были его друзьями. Однако со временем его любовь к помещениям необитаемого вида выросла настолько, что вытеснила все старые привычки и уничтожила в лице Даррена Сангвина стереотипы о «холостяцкой берлоге». Тогда вместо пылесборников он стал закупать пылеочистители.
Еще минут сорок Даррен просидел на диване, листая каналы и разрываясь между сладкими уговорами лени в том, что он заслужил отдых, и настоятельными и такими грубыми уговорами рациональной и разумной части мозга, напоминавшей ему о том, что прокрастинация еще никого до добра не доводила. Особенно, когда дедлайн уже ближе, чем на носу. Наконец он взял себя в руки, принес за стол ноутбук, зарядное устройство, три прочитанные книги и блокнот с записями — все это он носил по отдельности и, если это было возможно в условиях его квартиры, обходными путями, и поэтому потратил еще минут десять, — и приготовился писать. Вернее, создавать видимость активной деятельности: разложил повсюду раскрытые случайным образом книги, начал перечитывать зачатки брошенной ранее статьи, оставляя чуть ли ни к каждому предложению вдумчивые заметки с советами самому себе о том, что и как нужно переделать. Не очень продуктивно, но главное ведь — начать. И все же что-то не давало ему покоя. Какая-то мысль билась о плотно закрытые стеклянные двери его сознания и не давала полностью сосредоточиться. А еще его не отпускало чувство неоконченности, незавершенности чего-то. Наконец та мысль прорвала защиту и резко вспыхнула у Даррена в голове как в центре комнаты — рукопись. Тогда он решил, что пока не лишит принесенную в дом книгу ее гипнотической силы загадочности, покоя ему не будет, и нужно, как минимум, узнать название — это даст хоть какое-то представление о том, что скрывается внутри. Если это «Пропащая душа Золушки» или «Богатые тоже плачут», он и читать не станет. Пролистнет несколько страниц, чтобы раскритиковать что-то конкретное, и через пару недель — ради правдоподобности — сообщит Бернарду свой вердикт и передаст наилучшие пожелания его подруге-графоманке.
