Наконец-то! Открыв глаза, Я увидел, как в комнату входит Светлый. Отряхивая снег с головы, он шмыгнул красным от мороза носом и уселся на раскладушку.
— Утро доброе. Как спалось?
— Хреново. Почему так тихо? Куда все свалили? — ответил Я, натягивая подштанники.
— Во дворе все, готовятся. Зарядку делают, сил напасаются.
— А меня, почему не разбудили?
— А зачем? Тебе это не надо.
— А что мне надо?
— Тебе, мой друг, надо крепко поспать и вкусно поесть. С первым ты справился, а со вторым… — он помедлил, как будто вспомнил что-то важное. — Давай-ка дотягивай свои панталоны и дуй на кухню. Там тебя Лада кашей накормит и компанию к чаю составит.
Светлый достал из-под кровати свою сумку и куда-то вышел.
На кухне было тепло и пахло овсянкой. Утренние лучи яркого солнца пробивались через то самое окно и сияющей пылью растекались по обеденному столу. У окна сидела Лада и взахлёб читала какую-то книгу. Книга была совсем новая, в твёрдом блестящем переплёте, с белоснежными страницами, что очень выделялось на фоне старого деревянного дома, в котором на полках стаяли в основном книги не моложе времён революции. Заметив меня, Лада немного растерялась. Она резко захлопнула книжку и прижала её к груди.
— Привет… Лада.
Её чистое смущение вызвало у меня неподдельный внутренний восторг. Наверное, Я конченый извращенец, но меня даже немного возбудило то, как смущается эта тринадцатилетняя девочка. Хотя, думаю, Я бы возбудился больше, если бы ей было двадцать. Эта мысль была мне оправданием. Желая растянуть удовольствие от смущения Лады, Я любопытным взглядом, полным наигранного подозрения, старался сверлить её глаза, как можно глубже.
— Что читаешь? — спросил Я, присаживаясь прямо напротив неё.
— Ни… ничего. Тебе какое дело? — Лада отвела взгляд в сторону, и Я увидел, как наливаются краской её ушки.
Ребёнок! Ей богу, ребёнок! Наполненная страхом, смущением и агрессией.
— Ты лучше поешь. Зря готовила чтоль?
Лада встала и положила книгу на самую верхнюю полку над кухонной плитой. Маленький рост не позволил ей сделать, это так, как полагается, поэтому книга наполовину свисала над полом. Лада наложила мне овсяной каши, а себе налила горячего чёрного чая с сахаром и лимоном. Сев со мной за стол, она, как ни в чём не бывало, завела разговор о погоде, о зиме, потом о перелётных птицах, о тех местах, куда они улетают, о тех людях, которые живут в тех местах и каким-то образом мы дошли до истории древней Греции. Лада рассказала мне о греческом панкратионе и о том, как он повлиял на французский сават. Для меня всё это были абсолютно новые слова. Говорила Лада мне всё, не как восьмиклассница, которая поначитавшись модных пабликов с высушенными мыслями великих людей, утрированно стараясь показать свой не по годам развитый ум. Она вела разговор спокойно, естественно, говоря только в тот момент, когда это было нужно. Было видно, что тема диалога ей и в правду очень нравиться, и у неё нет другой цели, как только получить удовольствие от общения.
