Надя была очень красивой девушкой, высокой, стройной, с пышной грудью и длинными прямыми волосами цвета молодой пшеницы. Она предпочитала носить исключительно платья и только от самых дорогих модельеров, строго под обувь на высокой шпильке. В ней чувствовалась и нежное женственное начало и твёрдый, целеустремлённый дух лидера. Одним лишь зеленоглазым взглядом она могла дать тебе понять, что ты ничтожество или имеешь реальную для неё цену.
Есть люди, которые могут читать окружающих, как книги, определяя их качества и мысли. Надя же, наоборот, умела заставить человека прочитать себя, причём прочесть то, что нужно было ей. Этим самым она спокойно контролировала соотношение доброжелателей и врагов среди своих знакомых. Почему-то ей было так комфортно, когда половина её знакомых приклонялись перед ней, а вторая половина хотела её убить. Объясняла она мне это простой фразой: «Так надо, Миру, так надо».
Подбивать к ней клинья? Ухаживать за ней? Да нет, вы что, этого Я себе не позволял, и тем самым оставался у неё на хорошем счету. Не думаю, что есть возможность завоевать или впечатлить её каким-либо образом. Человек либо нравился ей, либо нет, и здесь ничего не попишешь.
Моё же отношение к Наде было амбивалентным. Я часто ловил себя на мысли, что чувствую невероятное душевное смятение в её присутствии, как-будто какая-то доля моего подсознания яростно хочет отвергнуть общение с Надей. Вырваться наружу, встать в полный рост, выпрямить спину, извергнуть из самых глубоких щелей души нечеловеческий вой. Сорвать странную белёсую пелену, что находилась вокруг её лица и прокричать; «Заткнись, мразь! Я не хочу тебя слушать! Я не хочу тебя видеть! Умри!». Я не знал причины этому. Я просто это чувствовал, и эта фраза очень часто эхом проносилась у меня от самых глубоких уголков разума до лобной доли, дальше Я её никогда не пускал. Ни ненависти, ни призрения Я к Наде никогда не испытывал, это было просто чистым желанием. Но, слава богам, подобное желание жило так глубоко во мне и было так хорошо прикрыто моими осознанными мыслями, что Надя даже не подозревала о них. Я знаю, и всегда знал с кем стоит дружить, а с кем нет. Для меня лестно ловить завистные взгляды окружающих людей, чувствовать желание быть на моём месте. Я знаю, что расположение такого человека, как Надежда — дороже любого естества. Любой бы из присутствующих здесь, будь это мужчина или женщина, отдали бы свою левую руку на отсечение, чтобы вот так же, как и ко мне, к нему или к ней подсела на диван Надя, разувшись, поджала под себя ножки, по-дружески обняла и завела разговор.
