Пустяковая справка обещала новые мыканья.
— Я не могу Вам дать справку о том, что у Вас нет гражданства, у нас нет такой формы.
Я бледнею, умоляю, кричу, плачу. Меня отпихивают, мое место занимает другой проситель. Но это мы все проходили, я вновь протискиваюсь в кабинет, я делаю вид, что взял себя в руки.
— Но я могу дать Вам справку о том, что вы отказались от гражданства тогда-то и тогда-то.
Я ликую, я шепчу слова благодарности, мои руки тянутся к благодетельнице, я готов пасть к ее ногам и целовать краешек ее дорогих джинс.
Наигравшись в цирк вдоволь, я выхожу на улицу и озадаченно смотрю на справку.
— Надеюсь, это то, что нужно.
Напрасно.
Я слушаю радио. Передают лунные новости. На окне красные жалюзи, оставшиеся здесь от прошлого жильца. Они придают кухне современный вид. В моем понимании. Ведь ничего подобного в нашем доме никогда не было. Старые, но не антикварные вещи. Хлипкие и поблекшие. Вобравшие в себя слабость времени, а не его терпкий густой запах. Эта слабость перебралась сюда. В этом нагромождении вещей теряется всякое усилие. Это не починить и не выбросить. Оно занимает место, и не только пространство. Если уже есть стол, не купишь еще один. Если есть шкаф, то другой уже некуда поставить. Вот и здесь — вакансий нет. Места все заняты. И надо быть другим человеком, не таким как я, чтобы что-то начинать менять. Я только и могу, что тосковать о неназванном, теребить призраков застывших человеческих стремлений. Пришла кошка. Потерлась и помяукала. Ласковая, добрая, родная.
— Согласно этой справке у Вас уже было гражданство.
— Да, было.
— Тогда ничего не получится. Вариант был только в том случае, если бы у Вас с рождения не было бы никакого. Но вы приняли гражданство другой страны, вы потеряли свой статус.
— Но что мне теперь делать?
— У Вас очень интересная нетипичная ситуация, для которой еще не разработаны четкие правила и процедуры. Все очень запутано. И запутано на ровном месте… Вы сами во всем виноваты.
— Я понимаю, но что мне теперь делать.
— Ничего. А там видно будет.
В моей смерти прошу никого не винить. У разбившегося черепа разрастается густая кровавая лужа. Я шагал, шагал, шагал. Пока холодный ветер не выдул, пусть пока и частично, мое черное отчаяние. Я никогда не гулял по своему новому району. С удивлением вышел на широкий проспект за дальними домами, пошел вдоль него, по левую руку высились портовые краны, пахло рыбой, солью, мазутом и железом. И также неожиданно я вышел к паромной переправе. Подошел к воде. У набережной были пришвартованы катера и лодки, по бокам висели черные старые покрышки. Город отступил назад. В стороны и ввысь раскинулось небо и вода. Я хотел поплакать. Но ничего не получилось.
