После школы я поехал в консульство. Я добивался разрешения с четырнадцати лет. Но с самого начала что-то не заладилось. Со мною были внимательны и обходительны. Быть может даже лучше было бы, если бы меня вышвырнули тогда пинком под зад. Но мне сказали, что мой возраст еще не позволяет мне сменить гражданство. Решение можно принимать только в шестнадцать лет. Что сейчас мне проще оформить обычный паспорт, а уже в шестнадцать, отказаться от паспорта и оформить другое гражданство. В шестнадцать я так и сделал, и, когда прошел в консульство с документами на руках, на меня посмотрели, как на сумасшедшего. Кто так сказал мне сделать? Я стал рассказывать, и из моего рассказа заключили, что разговаривал я не с консулом, а с обычным дежурным, который таким образом решил успокоить прыткого юношу, мало ли что там в этих мозгах за два года изменится. Он ведь не мог даже предположить, что я настолько уперт и терпелив. И настолько доверчив и глуп. Отказавшись от гражданства, я сделал мою и так непростую ситуацию и вовсе неразрешимой. Я завис в воздухе, стал юридически невесомым. Но со мною были все так же терпеливы. И я настойчиво каждый месяц записывался на прием к консулу. И у меня даже мысли не было, что может не получиться. Я знал точно, этой весной мы с бабушкой уедем. Словно это уже произошло.
Консульство располагалось в центре города, совсем недалеко от того места, где мы раньше жили с бабушкой. В очереди томились несколько человек, судя по документам в руках, стоявших за обычными туристическими визами. Я прислушивался к их разговорам, словно через их плечо заглядывая туда, по ту сторону мира, куда так стремился.
— Юноша, вас ожидают, сюда, — я не сразу даже сообразил, что это говорят мне. Передо мною стояла девушка, высокая в черных туфлях, в белой рубашке, с открытой шеей, и стянутыми в конских хвост, блестящими гладкими светлыми волосами. Она терпеливо молчала, ожидая, когда я наконец соображу, что к чему.
«Что-то новенькое», — подумал я.
И точно, я стал замечать, что хотя, на первый взгляд, все оставалось, как и прежде, но люди, которые находились в консульстве стали другими, но не в смысле, что новыми, незнакомыми, а вели себя иначе. Были сосредоточены и молчаливы. Обычно, меня чуть ли не по плечу хлопали, как племянничка, который заскочил к любимой тетушке.
Переступив порог кабинета консула, я понял, что не так.
Консул был не консул. Вернее, этого человека я видел впервые. Значит, он, быть может, совершенно по-другому отнесется ко мне и решит мою проблему. Словно что-то внутри взорвалось. Я в отчаянии опять осознал, что вновь попался. Во мне вновь проснулась надежда.
