Песчаная жизнь | страница 16
Мне казалось, что её не пускают эти все люди. Я рыдал от ненависти к ним.
Смотрите, вот фотография. Я сижу рядом с мамой. В руках у меня шариковая ручка, я рисую самолеты со звездами на крыльях, но теперь отвлекся и смотрю в объектив. Улыбаюсь. Улыбается мама. Мы улыбками очень похожи, овал лица, глаза — мамины, нос — папин. Мама чистит картошку и бросает её в кастрюлю с водой, картошка, падая, брызгается, капли взрывают мои самолеты. За нашими спинами, посмотрите, видны — старые часы с кукушкой, часть окна, занавески, тюль с крупными изображениями ромашек. Мама в домашнем халате. Я в оранжевой пижаме. Фотография черно-белая.
Еще есть аудио пленка.
— Мама, я хочу риса.
— Больше ты ничего не хочешь?
— Мама, я хочу риса!
— Расскажи лучше стишок.
— Какой стишок! Какой еще стишок! Я усе скагал (коверкаю слова).
— Не балуйся! Вот на елку пойдешь — что ты будешь рассказывать Деду Морозу?
— Вырастала елка!!!
— И все?
— Всё!
— Ну и подарка не получишь! Вот прошлый раз только благодаря мне ты получил котика!
— У меня уже был такой котик, не надо мне два таких котика…
— Ы-ы! Поплачь…
— Ты! Поплачь!
— А если Лена придет, что ты ей скажешь?
— Лена, покажи калена!.. Писать хочу!
— Давай, пописай в баночку.
(журчащий звук)
— А-а-а… — блаженный вздох.
— А теперь покакай, — смех.
— Риса хочу!
Приходит Большой Айвар, чуть ли не силой вытаскивает меня на улицу, спасает от накатившей тупой меланхолии. Идем к Маленькому Айвару. Берем с собой его собаку, зовут её Герда, парода «коли», добрая и неповоротливая, идем в парк Мажвидаса, материмся, пошлим, разглядываем впереди идущие задницы, у меня выпытывают подробности моего соития с Даной, я бессовестно вру, со смехом имитирую, как она вскрикивает в экстазе, а самому мерзко и печально. По-прежнему, пасмурно.
Последняя фишка — спать по два часа в сутки. Ночью либо рисую, либо читаю. Собственно не важно, чем ты занимаешься, главное ради чего ты себя мучаешь — это тишина в квартире, в городе. Человеческое существование невероятно захламлено звуками. Только ночью словно снимаешь с себя грязные одежды, слоняешься голый из комнаты в комнату, разглядывая себя в черно-белые зеркала. Ты возбужден и беззвучен, расправляет крылья черная уродливая летучая мышь. Перелетает с места на место. Пытаешься поймать её взглядом, но видишь только краешком глаза. Запираешься в ванной. Долго смотришь на себя в зеркало, глаза в глаза, в тебе и намека нет на сон. Маешься.
Просыпаюсь с рассветом. Смотрю, сидя на кухне, как светлеет воздух, и ползут длинные тени. Небо сильное, краски еще не разбавлены дневной суетой, солнце испаряется. Скребет асфальт метла печального дворника. Завариваю кофе, пью медленно, не спеша. Поднимается бабуль, звуков все больше и больше, звенят кастрюли, бьются и пищат водопроводные трубы, дом просыпается. На лестничной площадке уже слышны перебирающие ступени шаги — шуршат подошвы.