Конечно, моя московская бабушка Полина Михайловна, мама моей мамы (та, что помогала мне перепечатывать Булгакова и Ходасевича), не может сравниться со знаменитой бабушкой Мазеля, прославленной в устных рассказах ее внука Льва Абрамовича Мазеля, сохраненных Александром Константиновичем Жолковским. Но ее речь была пересыпана цитатами, которые я слышала с детства, и они вошли в мою речь. Поэтому мне хочется их вспомнить и разобраться в их источниках. Некоторые из них очевидны, но некоторые – совершенно загадочны не только для меня, но и для гугла.
Из очевидных: Агнивцев («Ах, лейтенант! Что вы? Рыбу – ножом?!») и Саша Черный («Царь Соломон сидел под кипарисом И ел индюшку с рисом. У ног его, как воплощенный миф, Лежала Суламифь»; «В дворянской бане во вторник Уже намекали довольно прозрачно про вас и про Розу, Их счастье, что я из‐за пара не видела кто»).
Потом оперетта Оффенбаха «Перикола» – та, которая «готова, готова, готова». Когда я, уже взрослая, возвращалась из гостей, бабушка непременно спрашивала: «Какой обед вам подавали? Каким вином вас угощали?»
При столкновении с кем-то или чем-то непонятным говорилось: «Он девочка? Он мальчик? Он юный пионер».
А при описании чьего-то подхалимажа: «За ваших львят, за вашу львицу». Я как-то очень привыкла, что это «из бабушки», и только позже сообразила, что это вовсе даже из Сергея Михалкова. Но бабушка цитировала его вовсе не потому, что любила, а просто к слову приходилось.
При встрече я слышала от бабушки: «Откуда ты, прелестное дитя?» (из «Русалки» – скорее всего, не непосредственно из Пушкина, а из оперы Даргомыжского).
Об изъявлении нежности говорилось: «Плум нежно к Павлу прикорнул и даже в нос его лизнул» (это, как я теперь понимаю, «Плиш и Плум» Вильгельма Буша в переводе К. Н. Льдова, стихи из бабушкиного детства: она родилась в 1906 году).
Для выражения недоверия или неполного доверия к услышанному (ври больше!) использовались почему-то (в полном несоответствии с контекстом оригинала) куплеты Зибеля из оперы Гуно «Фауст»: «Расскажите вы ей, цветы мои».
Когда кто-то постоянно припоминал об указанной услуге и требовал благодарности, это называлось «тальма со стеклярусом» (я знала, что это из Горького, но не знала, откуда именно; оказывается, источник – «В людях»).
