На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД | страница 37
«Ежели не согласны со мной, то вздерну вас на веревках к потолку, отобью легкие и почки, поколочу так, что сможете только в крови ползать по полу» [5].
Ясно, в чью пользу сей ученый спор закончился. Подобным образом победил и в «дискуссии» с поэтом Николаем Олейниковым.
Востоковед Николай Конрад. Фотография 1960-х годов
Но порою терпел Голуб поражение: это когда такой же фанатик, как и он сам, попадался, вроде профессора Шами. По разумению нашего голубчика, за этим профессором много всяких грехов водилось. Во-первых, в 1913 году он слушал лекции в Сорбонне, жил у своего брата – художника Иосифа Тепера – и был завсегдатаем «Ротонды» и прочих забегаловок, где веселились парижские вольнодумцы. Во-вторых, в смутное время числился левым эсером и железным бойцом частей особого назначения, за что ненадолго арестовывался деникинцами. А дальше – еще аховей.
Когда на шестой части света пролетарская революция восторжествовала, ринулся таковую же в других частях устраивать, а поскольку мать и другой брат – Шая – обретались в Палестине, то перво-наперво замыслил их осчастливить. На земле обетованной Шами развернул весьма бурную деятельность, за что сиживал и в Яффской, и в Хайфской тюрьмах, не раз ездил в Египет к тамошним единомышленникам договариваться о бунте и даже участвовал в Сирийском восстании. Наконец в 1927 году его в Москву откомандировали – как члена ЦК Палестинской компартии. Здесь получил скромную должность референта в Коммунистическом Интернационале. Эту ущемку не простил: стал бороться с сановными «палестинскими мудрецами» Бергером и Хейдером, да так яро, что вскоре Исполком Коминтерна объявил Шами выговор за склочность и предупредил, что «вмешательство его в арабские и палестинские дела в дальнейшем вызовет необходимость поставить вопрос об его партположении» [6].
Обидчивый Шами уехал в Северную столицу и, имея одесское сельскохозяйственное образование, возглавил Ленинградский Восточный институт при Академии наук. Ректорствуя, радел за близких своих, чем нажил врагов. Видать, они и способничали аресту пламенного интернационалиста. А в застенках его другой интернационалист – Голуб – дожидался.
Они сошлись, честолюбивые энтузиасты одного всемирного дела, и каждый из них был уверен, что только он – непримиримый борец за счастливое будущее, а сидящий напротив – негодяй и изменник.
«Шами с первого же дня был взят на “конвейер” и свыше 36 суток денно и нощно, отпускаясь только на ужин и обед, в общей сумме на 1 час, стоял в кабинете допроса, подвергаясь адским избиениям… 36 суток простоявший на ногах человек почти полностью стал разлагаться. Ботинки и брюки его лопались от ужасных опухолей и отеков, зубы расшатались, в кабинете и коридоре, где он проходил еле передвигающейся походкой, оставался столб удушающего смрада. За эти 36 суток он научился стоя спать с открытыми глазами, на ходу обедать, часами стоять на одной ноге и т. п.» [3].
