Но ни одного наветного словечка не вымолвил Шами. Пришлось Голубу других узников драконить, дабы оклеветать невинного: оставлять-то его в живых было опасливо, и вот почему. После своего эсерства – с 1919 по 1922-й – состоял Шами в партии «Поалей Сион». Может, для кого другого это и казалось пустячным, но не для Наума Абрамовича: он сам когда-то членом этой партии был, посему и боялся попрека в потворстве давнишним соратникам. И впрямь: выбирали Голуба партийным вожаком отдела – кто-то съязвил насчет его «темного прошлого», и наш хитрован на замученного Шами сослался: во какой я принципиальный!
А вот с другим соплеменником – Иосифом Луловым – он все же жестоко просчитался. Дельце вроде плевое было: ну служил Лулов директором гостинички, ну гуляли у него в номерах чекисты Альбицкий, Клейман, Чаплин, ну оказался чекист Сергей Чаплин (на пару с братом Николаем) вроде как контриком, а Лулов – японским шпионом: в процессе мордобития самолично признался. Так ни с того ни с сего начальник отдела Лернер вызывает к себе да как заорет: «А вы знаете, что в НКВД СССР работает брат Лулова?» Голуб опешил, стал оправдываться: «Так при чем здесь Лулов – враг народа, и его брат Лулов – честный человек?»
Экий недотепа! Ему, наверно, был неведом строгий литвиновский приказ по арестам:
«Показательна в данном случае цифра – так давайте цифру. Единственно нужно самым тщательным образом следить за тем, чтобы в этой неразберихе не получить показаний на близких кому-либо из нас людей. В таком котле можешь оказаться, что сам на себя возьмешь показания».
Сию негласную указивку и нарушил Голуб. Потому что чекист Лулов – не просто чекист: когда-то он под началом Литвина служил! Да арестуют этого Лулова как брата «японского шпиона», да почует он, что ветерок с берегов Невы дует, – не задумываясь, в мгновение ока заложит всю честную компанию: заявит, что в агенты черт знает какой разведки его начальник Ленинградского Управления НКВД Литвин завербовал. А вслед за Михаилом Иосифовичем и остальные дружки загремят на Лубянку, где с них три шкуры сдерут… Вот как дельце-то оборачивалось.
Но Голуб ничегошеньки не понял: привык разоблачать без ума и без удержу. Вон чекист Яша Беленький перед ним на коленях ползал, открещивался от своего кровного родственничка из троцкистского отребья, но он и глазом не моргнул – умытарил беднягу. А Яша – ого-го! – дверь ногой открывал к сильным мира сего. А тут какой-то Лулов, козявка… Тьфу!
