— А что же, брат?
— Да вот ты сам и наблюдай. Что видишь?
— Дитя пресветлое. И будто смотрит. Белая вся. Рот не улыбается совсем у нее.
— И в руке какое-то серебристое тело.
— Да. Зеркальное светило, наводящее изумление. Я в трепете, брат.
— И я. Ощущаешь тепло?
— Отчетливо. Что же оно означает?
— Что это земляки потеряли свое дитя.
— Но ведь если это дитя земляной природы, она должна в ледяном состоянии пребывать!
— В том и непостижимость. Ведь она покровов лишена?
— Лишена.
— Как всякое существо снеговой природы. А при этом своего земляного естества не утрачивает?
— Брат, я поколеблен, я сотрясен. Не утрачивает, брат, не утрачивает! Глаза вон моргают у нее! Не утрачивает!
— Что же нам делать, брат?
Они переглянулись и помолчали.
— Бежать что есть мочи, — сказал морковный нос, — ее водрузить на закорячки и скорым топотом…
— В одиночку не унести. Обоим надо. Что же компас тогда?
— А что? Тут, по-моему, ясно. Давай…
— Что ж, давай так давай.
— Эх, давай.
И голоса удалились. Мицель дремотно смотрела, как снеговики качнули пугало и тень его обежала выпуклость сугроба. Потом один снеговик с осторожностью понес к Мицели гору черных одежд. Другой остался стоять и неуверенно озирать голую теперь крестовину, которая косо торчала из снега.
Снеговик, что принес одежду пугала, завозился вокруг Мицели и стал одевать ее.
Он поднял ее, как куклу, и всю замотал морожеными тряпками. Потом он напялил сверху телогрейку. Руки Мицели снеговик продавил внутрь рукавов, паровозик так и остался в правой руке. На голову Мицели снеговик надел старую шапку со ржавой звездой. Огромные рукавицы, которые раньше украшали у пугала бока, снеговик, подумав, натянул Мицели на ноги, бережно вынув их по очереди из мешка.
Руки у снеговика были толстые и короткие, заледенелые, поцарапанные: виднелись разные зарубки и насечки вроде календаря. Пальцев не было. В одном месте показался узор из вмерзших листков и иголочек. Когда Мицель была одета, только нос у нее остался снаружи. Мир едва виднелся из-под съехавшей шапки.
Снеговики с минуту постояли над Мицелью, разглядывая.
— Возьмемся, братья, — важно объявил с морковным носом.
Оба склонились, облапили Мицель, и она взлетела наверх. Задний подхватил ее под мышки, передний поддержал ноги. Неся Мицель, как бревно, и отдавливая друг другу ступни, братья осторожно сошли по сугробу.
— Мешок не забыт?
— Мной прихвачен.
— Как крестовину понести? В жесте совлечения или воздвижения?
— Воздвижения! Повыше вздыми! Прем с торжеством, знаменуем свершение пророчеств!
