— Наконец-то! — едва не крикнула измученная Мишата… Последним рывком преодолев несколько ступеней, она, в завихрении толпы, вынеслась на простор желанного зала.
Зал был обращен к ней затылком. Незнакомо махали двери, казалось, другие голуби сидели на таблицах с лукавыми стрелками, предлагающими Мишате продолжить путь, — и все-таки это был тот самый зал, откуда началось ее путешествие. Тот же зал — как он ни отворачивался, ни переменял свой стороны света. И в плавном купольном изгибе, казавшемся раньше широкой улыбкой, мелькнуло теперь что-то столь хитрое и жадное, что Мишата зажала ладонью рот и укусила рукав телогрейки.
Как ей сделалось плохо на миг, как тошно! В глазах потемнело, и в этой тьме она видела,
как двоится толпа, как часть земляков идет по тому коридору, что ведет к поездам, а часть, ни минуты не колеблясь, пересекает зал и опять исчезает на лестнице, ведущей вниз;
как земляки, столпившись у лестницы, начинают тупо и страшно раскачиваться сбоку набок — точь-в-точь «соленые», безумные шатуны, появлявшиеся в лесу зимой;
как рядом с хрустальной люстрой, похожей на ослепительный торт, гнилостным светом теплится желтая лампочка — но именно она помечена красным знаком;
как за позолоченной решеткой завывает тьма и ветер из бездны качает бороды пыли.
«Значит, так они и ходят по кругу?..» — прыгали в голове ужасные мысли.
Толпа продолжала нести Мишату, и пасть подземелий вновь приближалась к ней. Душные меха и лохмотья тащили ее мимо сияющих гирлянд, каменных садов, золотых лужаек… Собравшись с духом, она шагнула в сторону — и тут же ощутила мощь толпы, ее поперечную неуклонность. Упругая, душная масса тел немного пропустила ее, а потом с удвоенной силой швырнула назад.
До лестницы оставалось шагов десять, ну пятнадцать.
Сжавшись в комок и хрипло выкрикнув обрывок заклинания — первого попавшегося, на закваску грибного вина, — Мишата кинулась вбок повторно.
Сумки бодали Мишату, сапоги швыряли ее, как мяч, захлестывали полы одежд… Неведомо как, вертясь, извиваясь, ввинчиваясь в щели между телами, Мишата вырвалась.
Она оказалась на сравнительно пустом пространстве. Прямо над нею пучился купол. Стена земляков со стоном двигалась мимо. Мишата оглядывалась: направо, налево, назад…
«Долго стоять нельзя, — билось в ее голове, — привлеку внимание. Что делать? Это ловушка, но ловушка, которая работает в одном направлении! Значит, выходить надо там, где другие входят».
Ей больше ничего не оставалось. Она тихо приблизилась к серым воротцам, сквозь которые входили с улицы земляки.
