Античный анекдот | страница 54
— Наставьте свои уши! — сказал многозначительно Демосфен. — Сейчас я скажу вам нечто совершенно новое!
Судьи оживились.
— Один юноша, — продолжал Демосфен, — нанял осла, чтобы доставить груз из Афин в Мегары. В дороге его вконец измотала страшная жара. Тогда юноша освободил животное от груза и попытался устроиться в тени под его брюхом. Но этому воспротивился погонщик осла, который сам невероятно страдал от жары: «Ты нанял осла, но не его тень!» Начался горячий спор, и они отправились в суд. А там…
Тут Демосфен перевел дух.
— Что же было дальше? — дружно загудели судьи. — Говори поскорее!
— Эх вы! — взорвался Демосфен. — Интересуетесь пустяками, а серьезных дел не желаете слушать!
Вор оправдывался в суде:
— Так я же не знал, Демосфен, что это принадлежит тебе!
Демосфен:
— Но ты отлично знал, что это принадлежит не тебе!
Демад, очень одаренный, но весьма неразборчивый в средствах афинский оратор, как-то набросился на Демосфена:
— И кто меня поучает? Только посмотрите! Де-мос-фен! Свинья учит Афину!
— Но эту Афину, — отпарировал Демосфен, — позавчера поймали в чужой постели!
Пифей, в ту пору еще очень молодой, но уже чрезвычайно напористый афинский оратор, как-то упрекнул Демосфена:
— Да все твои речи пахнут оливковым маслом!
(Он имел в виду то обстоятельство, что Демосфен, сидя ночами при пламени оливковой лампы, чересчур тщательно готовил свои речи, предназначенные для произнесения перед народом.)
Демосфен тут же отвечал:
— Да, я знаю: ты очень уж боишься огня светильников!
(Демосфен намекал на то, что Пифей любил ночью погулять вместе со своими многочисленными дружками. Светящиеся окна, естественно, тревожили гуляк.)
Демосфен ни во что не ставил своих коллег-ораторов, но когда к трибуне направлялся Фокион, Демосфен менялся в лице и шептал своим друзьям:
— Вот он, меч острый, направленный в грудь моим речам!
Афиняне как-то отправили к Филиппу Македонскому весьма внушительное посольство. Некоторое время спустя послы возвратились в восхищении.
— Филипп — настоящий красавец! — не уставал повторять один из них.
— Филипп — красноречив! — захлебывался второй.
— Филипп пьет так много вина, но никогда не пьянеет! — кричал третий.
Демосфен, который всегда ненавидел Филиппа, возразил послам:
— И вовсе не так все это надо понимать! Перечисленное вами никак не приличествует настоящему государю! Первое, о чем вы говорите, прилично женщине, второе — риторам, третье, пожалуй, — губке!
Когда молодой еще Цицерон путешествовал по Элладе, греческий философ и ритор Аполлоний Молон попросил его произнести свою речь на греческом языке. Цицерон это сделал, все присутствовавшие эллины выразили бурный восторг. Но сам Молон печально покачал головою.