– Ага. Сейчас тебе ее дам.
– Нет, погоди, – начал было я, но было уже поздно, она уже избавилась от трубки и оставила меня во власти Ауры, мой голос – в ее руках, и моя ностальгия повисла в теплом воздухе: ностальгия по тому, чего я еще не лишился.
– Давай, беги играть, – сказала Аура самым нежным тоном, почти прошептала, словно шестисложную колыбельную. А потом она обратилась ко мне, и контраст был оглушителен: в ее голосе, совсем близко, звучали печаль, разочарование и скрытый упрек.
– Привет, – сказала Аура.
– Привет. Спасибо.
– За что?
– Что дала мне Летисию.
– Она боится коридора.
– Летисия?
– Говорит, там кто-то есть. А вчера не захотела идти одна из кухни в свою комнату, пришлось пойти с ней.
– Это возраст такой, – сказал я. – Потом все страхи проходят.
– Она попросила спать со светом.
– Такой возраст.
– Да, – сказала Аура.
– Нас предупреждал педиатр.
– Да.
– Возраст кошмаров.
– Я так не хочу. Не хочу, чтобы так продолжалось дальше. Так нельзя. – Я не успел ответить, она продолжала. – Это ни для кого не хорошо. Ни для Летисии, ни для кого.
Так вот в чем дело.
– Ясно, – сказал я. – То есть это моя вина.
– Никто не говорит про вину.
– Это я виноват, что она боится выходить в коридор.
– Никто такого не говорил.
– Да что за бред-то. Как будто страх можно унаследовать.
– Не унаследовать, – сказала Аура, – а заразиться. – И тут же: – Я не это хотела сказать. – И потом: – Ты же понимаешь.
У меня вспотели руки, особенно та, что держала телефон, и меня вдруг пронзил абсурдный страх: я подумал, что трубка может выскользнуть из моей потной ладони, упасть на пол, и тогда разговор прервется не по моей воле. Несчастный случай; а несчастные случаи случаются. Аура говорила о нашем прошлом, о планах, которые мы строили до того, как в меня случайно попала пуля, предназначенная другому, а я слушал ее со всем вниманием, клянусь, так и было, но в голове моей не возникало никаких воспоминаний. «Перед моим мысленным взором», – так иногда говорят. Я попытался воскресить перед своим мысленным взором Ауру до гибели Рикардо Лаверде, себя самого, но безуспешно.
– Я должен идти, – услышал я свои собственные слова. – Не могу больше занимать телефон.
Аура – это я прекрасно помню – говорила, что любит меня, что вместе мы справимся, что мы станем работать над этим.
– Мне пора, – сказал я.
– Когда ты приедешь?
– Не знаю. Тут многое, о чем я хочу знать.
В трубке повисло молчание.
– Антонио, – сказала тогда Аура, – ты вернешься?
