«Счет выставляется в пятницу каждого месяца, оплата должна быть произведена без промедления. Заезд без питания не допускается. При заезде Отель взимает оплату минимум за один день».
Далее фигурировала дата, 29 сентября 1970 года, время прибытия постояльца, 15.30, и номер комнаты, 225. В следующую клетку была вписана от руки дата выезда (30-е сентября, всего одна ночь) и слово «оплачено». Постоялицу звали Элена де Лаверде – я вообразил, как она называет фамилию по мужу, чтобы избавиться от чужой возможной назойливости; во время краткого пребывания в отеле она совершила один телефонный звонок, съела ужин и завтрак, но не посылала телеграмм, не пользовалась прачечной, не покупала прессы и не арендовала автомобилей. Пустяковая бумажка, и в то же время окно в другой мир, подумал я. Вся коробка была заполнена такими окнами.
– Доказательства чего? – спросил я.
– Простите?
– Вы сказали, что эти бумаги – доказательства.
– Да.
– Так вот. Доказательства чего?
Но Майя не ответила мне. Она продолжала ворошить бумаги и говорила, не глядя на меня.
– Все это я раздобыла недавно. Я выяснила имена и адреса, написала в Соединенные Штаты, объяснила, кто я такая, вела переговоры в письмах и по телефону. И вот однажды мне пришла посылка с письмами, которые мама писала, когда впервые приехала в Колумбию, еще в шестьдесят девятом. И вот так и вышло, я как будто историк-архивист. Многим это кажется абсурдом. Мне еще тридцати нет, а я живу здесь, вдали отовсюду, как старая дева, и это дело стало для меня очень важным: восстановить жизнь моего отца, выяснить, кем он был. Вот что я пытаюсь сделать. Конечно, я не стала бы во все это ввязываться, если бы не осталась совсем одна, без никого, да еще так внезапно. Все началось, когда я узнала про мать. Это был такой абсурд… Я лежала здесь, вот в этом гамаке, когда услышала, что самолет разбился. Я знала, что она была в этом самолете. А спустя три недели погиб отец.
– Как вы узнали?
– Из «Эль-Эспасио». Они даже фотографии опубликовали.
– Фотографии?
– Да. Сфотографировали лужу крови. Пару-тройку свидетелей. Дом. Сеньору Сандоваль, она мне про вас и рассказала. Его комнату, и вот это было очень больно. Желтая газетенка, которую я всегда презирала… Презирала всю эту обнаженку, чудовищные фотографии, плохо написанные тексты и даже кроссворды, чересчур легкие. И вот эта газета приносит мне главную новость в моей жизни. Вот так ирония, да? Я поехала за продуктами в Ла-Дораду, и там, среди надувных мячей и ласт для туристов, прибывших на жаркую землю
