– Простите, – сказала Майя Фриттс. – У меня до сих пор иногда бывает.
Ее бледный нос покраснел, как у простуженной.
– Майя, – сказал я. – Могу я задать вам вопрос?
– Попробуйте.
– Что там?
Мне не потребовалось уточнять, что я имею в виду. Я не смотрел на плетеную коробку, никак не указывал на нее (даже ртом, как делают некоторые: выпятив губы и дергая головой, как лошадь)[39]. Майя Фриттс посмотрела на дальний край стола, уперлась взглядом в пустой стул и произнесла:
– За этим я и попросила вас приехать. Как бы вам объяснить?..
Она сделала паузу, обхватила пальцами стакан пива, но так и не поднесла его ко рту.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о моем отце.
Еще одна пауза.
– Простите, это я вам уже говорила, – и еще одна.
– Понимаете, я же не успела… Я была совсем маленькой, когда его… В общем, я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о его последних днях, вы же тогда были с ним рядом. Расскажите мне как можно подробнее.
Она встала и принесла коробку, которая, по-видимому, была довольно увесистой, потому что Майя тащила ее, словно корыто с грязным бельем в прачечной прошлого века, уперев себе в живот и держась за ручки.
– Смотрите, Антонио, – сказала она. – Здесь вещи, связанные с моим отцом: фотографии, письма, которые писали ему, письма, которые писал он и которые я забрала назад. Весь этот материал я не нашла где-нибудь на улице, а собрала сама, это было непросто. Много всего обнаружилось у сеньоры Сандоваль. Например, вот эта фотография, взгляните.
Разумеется, я узнал ее в ту же секунду, я узнал бы ее, даже если б кому-то вздумалось обрезать или удалить фигуру Лаверде. Голуби на площади Боливара, тележка с кукурузой, Капитолий, серое небо моего серого города.
– Она была для вашей матери, – сказал я. – Для Элейн Фриттс.
– Я знаю, – ответила Майя. – Вы видели ее раньше?
– Он мне ее показал сразу, как сделал.
– А еще что-нибудь он вам показывал? Он давал вам какие-нибудь письма, документы?
Я вспомнил тот вечер, когда отказался зайти к Лаверде в пансион.
– Ничего, – сказал я. – Что еще у вас есть?
– Разное, – сказала Майя. – Пустяковые вещи, которые ни о чем не говорят. Но мне спокойнее оттого, что они у меня есть. Они – доказательства. Смотрите.
Она протянула мне лист гербовой бумаги. Это был счет: в верхнем левом углу я увидел логотип отеля, кружок неопределенного или неопределимого цвета (время оставило на листе свои отпечатки), внутри которого читалось: «Отель Эскориал, Манисалес». Справа от логотипа – следующий восхитительный текст:
