Было очень рано, особенно для Страстной пятницы, когда я вышел из дома на следующее утро. Свет еще не успел заполнить квартиру. Мне хотелось думать, что именно из-за этого, из-за всеобщей сонливости, витающей в воздухе, я не стал никого будить, чтобы попрощаться. Вибратор по-прежнему лежал на столике в гостиной, пластиковый и яркий, словно игрушка, брошенная Летисией.
В Альто-де-Триго на дорогу, словно сбившееся с пути облако, спустился густой туман, и почти нулевая видимость заставила меня сбросить скорость, так что даже местные жительницы на велосипедах стали меня обгонять. Туман собирался на стекле, словно роса, мне пришлось включить дворники, хоть дождя и не было, и силуэты – машина передо мной, пара солдат с одинаково вскинутыми автоматами по обе стороны дороги, навьюченный осел – постепенно проступали в этом молочном вареве, не пропускавшем свет. Я подумал о низко летающих самолетах («на себя, на себя, на себя»), о тумане и об аварии в Эль-Табласо[38], но не смог вспомнить, была ли ей виной плохая видимость на этих предательских высотах. В Гуадуасе туман рассеялся так же внезапно, как и появился, небо внезапно очистилось, и волна жары преобразила день взрывом растительности и запахов, на обочине стали появляться лотки с фруктами. Я вспотел. Открыв окно, чтобы купить у уличного продавца пива, которое потихоньку нагревалось в ящике со льдом, я почувствовал, как стекла моих темных очков заволокло пеленой. Но больше всего меня раздражал пот. Поры моего тела внезапно полностью завладели моим вниманием.
Я добрался до места уже за полдень. Почти час простоял в пробке в Гуариносито (сломанная ось грузовика может сыграть роковую роль на двухполосной дороге без обочин), затем на горизонте показались утесы и началась зона скотоводческих хозяйств. Я увидел, как и ожидалось, маленькую неказистую школу, проехал указанное расстояние вдоль большой белой трубы, тянувшейся вдоль дороги, и свернул налево, в направлении реки Магдалена. Миновал металлическую конструкцию, на которой когда-то висел билборд, – теперь она издалека напоминала огромный брошенный корсет (несколько грифов обозревали свои владения, сидя на перекладинах). Проехал корыто, из которого пили две коровы, пихаясь и толкая друг друга, головы их защищал от солнца тонкий алюминиевый козырек. Метров через триста по грунтовой дороге мне встретились несколько групп голых по пояс детей – они вопили, хохотали и поднимали облака пыли. Один из них вытянул маленькую смуглую руку с поднятым большим пальцем. Притормозив, я съехал на обочину. Стоило остановиться, как я снова ощутил на лице и во всем теле чудовищную полуденную жару. На меня вновь навалились влажность и запахи. Мальчик заговорил первым:
