Молния вновь осветила спальню, а за ней последовал уже не такой оглушительный раскат.
Словно в раскате прозвучал какой-то вопрос, Томми отлип от плеча Вольфа и заговорил быстро, но связно, как будто вспоминал кое-какие слова и одновременно в страхе изобретал новые:
— Я проснулся! Призрачный свет! Дедушкина бабушка в хлоп-пях пошла ко мне, со стенки на пол. Папа, свет ее вызвал! Ее зеленое лицо жужжало, пап!
Набравшись мужества — преимущественно от заново вспыхнувшего гнева, — Терри выскользнула в дверной проем. Она шла, невольно ускоряя шаг, и к комнате Томми почти подбежала.
Сине-зеленый ночник был включен, и его мертвящий свет выхватывал из полумрака след из постельного белья — подушки, одеяло и простыня, — тянувшийся от кровати до двери.
За спиной к шуму дождя присоединились чьи-то шаги.
— А где Томми? — недоуменно спросил Кассиус. — В спальне Вольфа? Грозы испугался?
Терри вместо ответа метнулась вперед и резким движением выключила треклятый ночник.
Протискиваясь обратно в коридор мимо закутанного в линялый халат, точно мумия, старика-профессора, чье лицо белело в темноте, она прорычала:
— Это ваш кошмарный светильник напугал Томми!
После чего устремилась вниз, не вслушиваясь в сбивчивые оправдания.
В темной гостиной портрет Хелен Хостелфорд Крюгер кисти Эстебана Бернадорра был слабо освещен стоявшей на каминной полке одинокой лампой. Терри медленно приблизилась, заставляя себя успокоиться и не выплескивать на окружение рвавшийся наружу гнев. Ей почудилось, что лицо на портрете кривится в издевательской ухмылке. Она подметила кое-что, чего раньше не замечала: суженные глаза Хелен напоминали черные провалы, которые то проявлялись, то пропадали, словно это был не портрет, а ведьминская маска, розовая с зеленоватым отливом, дожидавшаяся, когда ее наденут, — и тогда в глазницах блеснут глаза, а во рту, быть может, вырастут зубы.
Смерив портрет свирепым продолжительным взглядом, пока гром приглушенно грохотал над домом, Терри — сердце колотилось, кулаки сжимались и разжимались сами собой — слегка остыла. Выключила лампу в ее молочно-белом абажуре (если молоко, то точно отравленное!), злобно процедила: «Хлоп-пя!», словно выплюнув проклятие, и поспешила наверх.
В коридоре она снова столкнулась с Кассиусом, выходившим из спальни — из спальни Вольфа, как он сам сказал. Терри окинула свекра уничтожающим взглядом, но тот, возбужденный на вид и чем-то озабоченный, проигнорировал ее раздражение.
