Затем приехала машина, которую вызвал врач, и забрала тело Хелен, а копы укатили следом, и врач тоже уехал.
Терри сделала паузу, и Вольф задумчиво произнес:
— Отец никогда мне этого не рассказывал, не говорил, что подозревал себя и что полицию вызвал врач. Да и Тилли многое скрывала, но это ты уже знаешь.
Терри кивнула:
— Она сказала, что совершенно не хотела ворошить давнее прошлое, благо ты помирился с отцом, а он сам завязал с выпивкой.
— Но что все-таки произошло? — спросил Вольф. — В смысле — что было дальше? Отец написал мне только после похорон и в подробности не слишком-то вдавался.
— В том-то и штука, что не произошло ровным счетом ничего. По словам Тилли, впечатление было такое, будто того суматошного утра, когда Хелен умерла, не было и в помине. Вскрытие показало избыток барбитуратов в организме, об алкоголе не упоминалось вовсе; Кассиус позвонил Тилли и зачитал ей медицинское заключение. Потом они встретились на похоронах, после чего не виделись почти год; к моменту их новой встречи он уже шесть месяцев как бросил пить. Они подружились, можно сказать, заново, под девизом «Долой прошлое». Больше ни разу не обсуждали то утро и редко вспоминали Хелен. Тилли заявила, что сама почти забыла о Хелен, лишь Кассиус встряхнул память, когда с полгода назад отыскал на чердаке портрет кисти Эстебана и повесил в гостиной…
— Не исключено, что он готовился к нашему приезду, — предположил Вольф.
Терри утвердительно кивнула:
— Но пару раз, когда Тилли заезжала в гости после предварительного звонка, он занавешивал портрет полотенцем, словно не хотел, чтобы жена за ним следила постоянно…
В этот миг снаружи сверкнула яркая белая вспышка, озарив спальню даже через задернутые шторы, следом прогремел оглушительный гром, и Терри сама не поняла, как очутилась в объятиях Вольфа. Когда слух вернулся, дождь за окнами барабанил с удвоенной силой.
Бормоча ласковые слова, Вольф аккуратно высвободился, встал и торопливо накинул халат. Терри явно подумала о том же самом: как там Томми?
Дверь распахнулась, Томми ворвался в родительскую спальню и замер, переводя взгляд с отца на мать и обратно. Его лицо было бледным, глаза широко раскрыты.
Наконец он выкрикнул, разом позабыв старательно выученные за три года слова:
— Мама, на ручки! Нет, папа, на ручки! Хлоп-пя!
Вольф подхватил сына, позволил тому обвить руками его шею, принялся утешать и успокаивать, похлопывать по спине, как перепуганную обезьянку. Терри потянулась было забрать Томми у мужа, хотя бы обнять самой, но передумала и настороженно уставилась в темный проем двери.
