И я не сидела ни на чьей шее. Я продолжала учиться: ходила на лекции, брала дополнительные задания, что-то сдавала экстерном. Моя повышенная стипендия и деньги со скудных переводов шли в общий котел.
— Я могу принести фасоль. Нужно?
— Попозже, — сказала я. К Джолиону отправился цветок яблони: я сгребла в горсть руку ребенка и дотронулась его указательным пальцем до лепестков. — Чувствуешь? Тонкое. Мягкое.
Джолион по-прежнему смотрел в пустоту. Приоткрыл рот. Закрыл. Мадс вдруг удивленно вскинул брови:
— Медир Кайлен? Почему так рано?
Кайлен шел по тропинке, всем своим видом показывая, что делает то, что ему совершенно несвойственно. Одиннадцать утра, рабочий день — а он не в министерстве, а в саду.
Кайлен подошел к нам и сказал так, словно искренне старался быть милым и сердечным, но это было ему совсем не свойственно:
— Добрый день. Как успехи?
Я терпеть не могла, когда так спрашивали. Это значит, что человека интересуют только твои победы — но ведь бывают и поражения, и что теперь, засунуть их поглубже и сгореть со стыда?
— Мы были в бассейне, — ответила я. Джолион по-прежнему смотрел куда-то вперед, бледные губы едва заметно шевелились.
Кайлен вопросительно поднял бровь.
— В бассейне с водой? — уточнил он.
— Разумеется, — холодно ответила я. — Пока не плавали, просто походили.
Кайлен присел на корточки, заглянул в лицо сына, словно хотел прочесть в нем подтверждение моих слов. Джолион смотрел сквозь отца, и на лице Кайлена было написано: что я здесь делаю, я же должен быть в министерстве?
— Он сильно кричал? — спросил Кайлен, и его голос едва заметно дрогнул. — Он всегда кричит.
— Сначала да. Потом я нашла способ.
Кайлен выпрямился. Возможно, он ждал, что прямо сегодня Джолион подбежит к нему с криком «Папа, я вернулся!» — и несовпадение реальности с этой мечтой причиняло ему боль. «Подумай о сыне, а не о себе, — мысленно предложила я. — Хотя бы для разнообразия подумай».
— Я думаю, — ледяным тоном ответил Кайлен. — Если бы я не думал, вы бы сейчас здесь не сидели.
Верно. Я сейчас собирала немногочисленные пожитки в кабинете английского языка и отрабатывала бы законные две недели. И в некотором смысле мне было бы намного легче.
— Вы читаете мысли?
— Вы слишком громко думаете.
Мадс заерзал на скамье. Лицо Кайлена обрело холодную отстраненность статуи бога или героя.
— Продолжайте работать, — произнес он так, словно обращался к кому-то из подчиненных. В общем-то, я и была нанятой работницей — то, что меня похитили из моего мира, было уже деталями.
