Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни | страница 81



. Техническому прогрессу вторит упрямое и тщеславное желание ни в коем случае не приобрести залежавшийся товар, не отстать от сорвавшегося с цепи производственного процесса, и совершенно неважно при этом, в чем заключается смысл произведенного. Бежать за модой, пробиваться вперед, выстаивать в очереди – всё это повсеместно замещает хоть сколько-то рациональную потребность. Ненависть к фильму, вышедшему в прокат три месяца назад, которому во что бы то ни стало необходимо предпочесть самый новый, ничем от старого не отличающийся, едва ли уступает ненависти к радикальной, слишком уж современной музыкальной композиции. Потребители из массового общества желают немедленно оказаться в первых рядах и одновременно ничего не могут упустить. Если знаток в XIX веке прослушивал только один акт оперы из варварской убежденности в том, что ни один спектакль не должен заставлять его уделять ужину меньше времени, сегодня варварство, которому обходной путь к ужину отрезан, никак не может насытиться своей культурой. Каждую программу нужно высидеть до конца, каждый бестселлер – прочесть, каждый фильм в дни его успеха – посмотреть в главном кинотеатре. Обилие беспорядочно потребляемого приводит к пагубным последствиям. Оно лишает возможности ориентироваться, и, подобно тому как в огромном универмаге ищут проводника по отделам, застрявшее между предложениями население ждет своего вождя.


77. Аукцион. Распоясавшаяся техника уничтожает роскошь, но не за счет того, что объявляет привилегию правом человека, а за счет того, что при общем росте уровня жизни урезает возможность ее полноты{196}. Скорый поезд, который за два дня и три ночи проносится по всему континенту, – настоящее чудо, однако поездка в нем не имеет ничего общего с утраченным блеском train bleu{197}. То, что составляло наслаждение путешествием, начиная с прощальных взмахов руки из открытого окна, заботы приветливой обслуги, щедро одариваемой чаевыми, до церемониала приема пищи и постоянно сопровождающего путешественника чувства, что ему достается лучшее и при этом он никого не обделяет, – всё это исчезло вместе с элегантно одетой публикой, перед отправлением поезда совершавшей променад по перрону, которую теперь не отыщешь даже в холлах самых изысканных отелей. То, что в вагонах поездов втягиваются внутрь подножки, для пассажира даже самого дорого экспресса означает, что он, словно заключенный, принужден подчиняться лаконичным инструкциям железнодорожной компании. Хотя компания предоставляет ему точно рассчитанный эквивалент затраченных им денег, она удовлетворяет лишь усредненные потребности, и не более. Кому придет в голову, сознавая подобные условия, совершить с возлюбленной такое же путешествие, как когда-то из Парижа в Ниццу? Однако не отделаться от подозрения, что и к особой роскоши, громко заявляющей о себе, постоянно примешивается элемент произвольности, искусственной раздутости. Эта роскошь скорее должна в духе теории Веблена