– в такой магазинчик, за неприветливой стойкой которого продавец, жонглирующий глазуньей, хрустящим беконом и вафельными рожками для мороженого, со всей очевидностью предстает последним истинным гостеприимцем. Однако в гостинице даже портье в ответ на любой непредвиденный вопрос отмахивается от вас недовольным жестом, указывая на другую стойку, чаще всего закрытую. Возражение, что подобные речи предстают как брюзгливое laudatio temporis acti[45], несостоятельно. Кто из нас не предпочел бы пражский отель «У голубой звезды»{194} или «Австрийский двор» в Зальцбурге{195}, даже если в ванную комнату пришлось бы ходить через коридор и даже если бы больше не будило рано утром безотказно функционирующее центральное отопление? Чем ближе подбираешься к сфере непосредственного, телесного наличного бытия, тем сомнительнее предстает прогресс, пиррова победа фетишизированного производства. Порой этот прогресс ужасает самого себя и пытается вновь свести воедино, пусть и символически, расчетливо разделенные трудовые функции. При этом возникают такие персонажи, как hostess – синтетическая хозяйка. Как она в действительности ни о чем не заботится, не связывает воедино никаким реальным участием разделенные и постылые виды деятельности, а ограничивается ничего не стоящим жестом приветствия и иногда – контролем за служащими, так она и выглядит: миловидная, но недовольная, стройная и, как палка, прямая, натужно моложавая блеклая женщина. Ее истинная роль – следить за тем, чтобы входящему гостю нельзя было бы даже самостоятельно выбрать столик, за которым над ним учинится обслуживание. Ее привлекательность – обратная сторона собственного достоинства вышибалы.
76. Гала-ужин. То, как тесно переплетены сегодня прогресс и регресс, можно вывести из понятия технических возможностей. Механические процессы воспроизводства, развивавшиеся независимо от того, что воспроизводилось, стали самостоятельными. Они считаются прогрессивными, а всё, что в них не участвует, – реакционным и отсталым. Подобная вера поддерживается тем основательнее, чем вернее супераппараты, как только ими перестают сколько-нибудь пользоваться, грозят обернуться не оправдавшими надежд инвестициями. Однако поскольку их развитие существенно затрагивает то, что в эпоху либерализма именовалось показной стороной, и одновременно собственным весом раздавливает само дело, для которого аппаратура и без того является чем-то внешним, то из приспосабливания к ней потребностей следует гибель притязания на содержательность. Восторженное стремление овладевать новейшими процессами не только вызывает равнодушие к традиционному, но и идет навстречу стационарному хламу и просчитанному идиотизму. Давний китч во всех новых своих обличьях утверждается этим приспосабливанием как haute nouveauté
