Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни | страница 44



и пустой тещиной болтовней. То же движение духа, что однажды возвысило свой «материал» до понятия, само низводит себя до простого материала, подлежащего понятийному упорядочиванию. То, что просто так приходит в голову, годится ровно на то, чтобы выученный люд решал, обладает ли производящий эти мысли навязчивым характером, является ли он оральным типом, страдает ли он истерией. Благодаря снижению градуса ответственности за счет освобождения от рефлексии и контроля со стороны рассудка спекуляция сама как объект отдается во власть науке, чья субъективность исчезает вместе со спекуляцией. Позволяя управленческой схеме анализа напоминать себе о своих бессознательных истоках, мысль забывает о том, чтобы быть мыслью. Из истинного суждения она превращается в нейтральную материю. Вместо того, чтобы овладеть собой, произведя понятийную работу, она бессильно вверяет себя обработке врача, которому и без того всё заранее известно. Так спекуляция оказывается окончательно сломлена и сама становится фактом, который берется в оборот какой-либо из областей классификации в качестве доказательства неизменно одного и того же.


43. Нас не запугаешь! Довольно трудно выяснить, что объективно есть истина, однако в общении с людьми нельзя позволять себя этим запугать. Существуют критерии, которых достаточно на первых порах. Одним из самых надежных является то, что тебе возражают, будто твое высказывание «слишком субъективно». Если таковое утверждают, да еще и с возмущением, в котором слышны отзвуки гневного единства всех разумных людей, то имеются основания на протяжении пары секунд быть собой довольным. Понятия субъективного и объективного полностью извратились. «Объективное» обозначает ту сторону явления, которая не вызывает противоречий, его без вопросов принимаемый оттиск, фасад, составленный из классифицированных данных, то есть, собственно, субъективное; «субъективным» же называют то, что пробивает этот фасад, проникает в специфический опыт познания предмета, отказывается от конвенционального суждения о нем и заменяет отношением к предмету суждение о нем большинства тех, кто на него даже не глядит, не говоря уже о том, чтобы его осмыслить, – то есть объективное. То, сколь легкомыслен формальный упрек в субъективной относительности, становится ясным в его собственной сфере – сфере эстетического суждения. Кто когда-либо в силу своей точной реакции всерьез подчинял себя дисциплине произведения искусства, его имманентному закону формообразования, принуждению со стороны его структуры, для того рассеивается, точно бледная видимость, всякое предубеждение относительно сугубой субъективности его опыта, и каждый шаг, который он предпринимает, проникая в суть вещи при помощи своей предельно субъективной нервной организации, обладает несравненно большей объективной силой, чем такие емкие и проверенные понятийные образования, как «стиль», чья претензия на научность утверждается как раз за счет подобного опыта. Это вдвойне справедливо в эпоху позитивизма и культурной индустрии, объективность которой просчитана организующими ее субъектами. Противясь ей, разум полностью и наглухо сокрылся в идиосинкразии, которую произвол власть предержащих упрекает в произволе, поскольку они желают бессилия субъектов из страха перед объективностью, которая только у этих субъектов в снятом виде и осталась