— Мне за это платят.
— Да? А может, оттого вы так стараетесь, что Петер предпочел вашей уродливой дочери меня? Не думайте, что я не в курсе. Вы до последней секунды не оставляли надежды поссорить нас и пристроить вашу гадкую Изабель.
Месье Леруа резко подался вперед. Все остальные притихли. Софи встала и тоже сделала шаг навстречу.
— И вот что я вам скажу, мистер Смотрите-ка-кой-я-честный, мне на вас наплевать. Все знают, что вы меня ненавидите, и мало кого удивит, если еще до захода солнца вы обвините в убийстве именно меня.
Полицейскому уже нечего было терять, конфликт достиг максимума, и попытаться как-то сгладить ситуацию значило показать всем, что он спасовал перед какой-то заезжей выскочкой.
— Мадам, я, наверное, вас огорчу. — Месье Леруа постарался вложить в голос весь сарказм, на какой был способен. — Возможно, вы мне даже не поверите, но в девяноста девяти случаях из ста богатый человек гибнет именно от руки одного из наследников. А у мсье Ласмэ наследников, кроме вас, нет. — Заметив, как дернулось прекрасное личико, быстро переспросил: — Или я ошибаюсь?
Софи раскрыла было рот, чтобы сообщить полицейскому, что тот действительно ошибается и у покойного есть и иные наследники, но тут же сообразила, — она может неожиданно лишиться половины, если не целиком всего наследства. Нет, историю про покинутую дочку она оставит на самый крайний случай.
— Думайте, что хотите, только я невиновна, — произнесла вдова, усаживаясь в кресло. — Сотня человек это сможет подтвердить. А если вам и этого покажется мало, то сообщаю: большую часть наследства я собираюсь потратить на благотворительность — со смертью моего любимого мужа жизнь потеряла для меня всякий смысл.
Окружающие отвели глаза. В ярко накрашенных устах блондинки фраза прозвучала почти насмешкой.
— Да, да, так и запишите: в отличие от вашей противной дочери, я любила Петера совершенно бескорыстно.
Полицейский Леруа нахлобучил фуражку и сухим от ненависти голосом произнес:
— Мадам Ласмэ, вы затеяли, нет, не со мной, с правосудием, слишком опасную игру. Однако, зная уровень вашего интеллекта, я ни секунды не сомневаюсь, что вы ее проиграете. И в свою очередь обещаю, что сделаю все возможное, дабы вы были изобличены и понесли заслуженное наказание. Думаю, стоит начать с вашей биографии.
Ухоженные ручки с хрустом сжали плетеные подлокотники.
Как ни странно, но в детстве маленькая Зося Поплавска, а именно так на самом деле звали белокурую вдову, отчаянно страдала из-за своей внешности. Зося была некрасивым ребенком, точнее, неинтересным. Неяркие, как у большинства натуральных блондинок, черты лица казались еще более смазанными благодаря отменному аппетиту. Девочка любила хорошо поесть и годам к семи живо напоминала ту самую пухлую булочку, которыми так любила лакомиться. Опасаясь насмешек, маленькая Зося, как могла, старалась компенсировать недостатки внешности дерзостью и безоглядным авантюризмом. Казалось, нет ни одной пакости, на которую девочка не была бы способна подбить окрестную детвору: они привязывали пустые консервные банки к автомобилям, бросали дрожжи в соседские выгребные ямы, а по ночам устраивали кошачьи концерты, от которых и у кошек случались сердечные приступы. Ей не исполнилось десяти, когда она вручила своей младшей сестренке бубен, соседскому хромому мальчишке — пластмассовую дудочку и отправила сей трогательный дуэт в буквальном смысле на паперть. Стоя перед небольшим костелом на окраине Варшавы, малыши извлекали из своих жалких инструментов еще более жалкие звуки и наверняка не снискали бы ни денег, ни славы, когда бы неподалеку, сложив в беззвучной молитве ручки, не рыдало горькими слезами пухлое белокурое существо. Прохожие с удивлением оглядывались на странную группу: «Девочка, что случилось, почему ты плачешь?» В ответ Зося начинала плакать еще сильнее. Указывая дрожащим пальчиком на мало что понимающих музыкантов, она шептала едва слышно: «Мне... мне их так жалко! У них мама умерла...» Какое сердце способно такое выдержать! Не зная, как еще помочь сироткам, добрые дяди и тети извлекали из своих кошельков купюры и гладили плачущих детей по головкам: «Бедные, бедные дети...»
