— Сдается мне, что были.
Рогнеда закусила губу.
— Это другое, — едва слышно проговорила она.
— Другое?
— Да. Ты не знал мою маму... Просто она не хотела, чтобы я жила с сознанием... — Кошачьи глаза стали наливаться слезами. — Что я дочь убийцы. Боже, как я его ненавижу! Это из-за него мама заболела.
Стас издал тяжелый вздох.
— Господи, как у вас, графьев, все сложно. — Откинувшись на спинку дивана, он закинул голову к потолку. — Ну хорошо, допустим, твой папа по какой-то причине убил твоего дедушку... — Тут он задумался. — Хотя это, наверное, впервые в истории: невестка со свекровью бьются насмерть — это нормально, зять с тещей — тоже не беда, но вот зять с тестем... Ну да все равно, допустим, так оно и было. Но зачем ему понадобилось грабить собственный замок, да еще ночью? Ну сколько добра он мог оттуда вынести?
— Какое это имеет значение... — Голос дрожал, грозя сорваться.
— Большое. Ему проще было сделать слепок с ключей тестя и стибрить приглянувшуюся вещичку в любой подходящий момент. Все безопаснее, чем по ночам лазить... Слушай, а давай я сожгу это чертово письмо? Ну чего прошлое-то теребить...
Рогнеда всхлипнула:
— Ты не понял самого главного. Мама очень любила отца. Своим поступком он разбил ей жизнь. Она больше никогда ни с кем не встречалась. Понимаешь?
Стас неодобрительно заворчал:
— Господи, сейчас даже в кино так не говорят. «Своим поступком он разбил ей жизнь». Девушка, очнитесь, за окном третье тысячелетие! Сейчас вендетты не в моде. Да и не можешь ты судить. Во-первых, он твой отец, а во-вторых, тебя там не было. И мамы твоей не было.
— И что? — Девушка упрямо сжала губы. — Раз мама тогда с ним рассталась, значит, считала, что деда убил именно отец.
— Но наверняка она этого знать не могла. Кроме того, письмо так и не было отослано...
— Потому что ей было тяжело это сделать. В последние месяцы она не вставала с постели.
— Это не аргумент. Могла отправить письмо и раньше. Могла попросить соседку, знакомую, подругу. У нее же были знакомые?
Рогнеда бросила исподлобья сердитый взгляд:
— Я не пойму, что в тебе говорит? Мужская солидарность?
— Нет. Простая справедливость. Повторяю, я сомневаюсь, что твоя мама была абсолютно уверена в его виновности.
— А кто может быть уверен?
Стас пожал плечами.
— Не знаю. И боюсь, что свидетелей уже нет. Если они вообще когда-нибудь существовали.
Рогнеда отрешенно смотрела куда-то в пространство, узкое лицо стало прозрачным от горя.
— Если бы ты знал, как я его ненавижу...
