Проводив мужа, Тамара пошла к Марье Ивановне. Та раскатывала тесто для лапши и встретила соседку, как всегда, восторженно.
Тамаре казалось, что ее «открытие» ужаснет и Марью Ивановну, однако этого не случилось. Спокойно выслушав соседку, Марья Ивановна со смехом развела руками, выпачканными в муке:
— И-и, лапушка ты моя, да разве можно этим так расстраиваться? Вот нашла себе заботу! Он сказал не подумавши, а ты и разволновалась! У них, лапушка, свое дело, у нас с тобой свое.
— Вот это и страшно, Марья Ивановна, что у них свое, а у нас свое. Как жить с человеком если нет общих интересов с ним? И вообще я чувствую себя словно под стеклянным колпаком. От всего мира отрезана… Сначала занялась квартирой, уютом и как будто забылась, а теперь… Нет, не могу я так жить!
— Ну, начала философию разводить! Философия, она, касаточка, до добра не доводит. Не думай ни о чем и спокойно делай свое дело, лучше будет.
Словно показывая, в чем именно состоит это свое дело, Марья Ивановна снова принялась энергично раскатывать лапшу. Она ударяла по тесту ладонью, немного поворачивала на клеенчатой скатерти, присыпанной мукой, утончавшуюся лепешку и прокатывала по ней скалкой.
Некоторое время Тамара наблюдала за ее движениями, думая о своем.
— Нет, не могу я так! — убежденно заявила она.
Тонкая в талии, большеглазая, в желтой косынке, из-под которой выбивались иссиня-черные завитушки, она похожа была на рассерженную осу, готовую ужалить добрейшую Марью Ивановну. Та даже отступила на шаг со своей скалкой.
— Да что ты взъярилась, милая? Чего тебе надо-то, я никак не пойму… Домашнее хозяйство, лапушка, оно испокон веков было и останется. А другим делом тут у нас не займешься. Может, нам с тобой, лапушка, солдат обучать? Ать-два, ать-два?
Тамара невольно улыбнулась, а верхняя губа ее, над которой темнел нежный бархатистый пушок, нервно вздрагивала.
— А все-таки я своему феодалу устрою концерт, — сдержанно пообещала она. — Я покажу ему, на каком языке надо разговаривать с женой!
К исполнению этого обещания она приступила в тот же день, когда «феодал» пришел обедать. Она внутренне подготовила себя к чему-то, похожему на семейную драму, но драмы не получилось. Большими, ласковыми ладонями Алексей прикоснулся к щекам Тамары, нежно притянул к себе ее лицо.
— Зачем же ты скандалишь, Томка?
— Не хочу, пусти меня, — слабо сопротивлялась она, — понимаешь, не хо-чу!
— Чего ты не хочешь, бунтарка моя кареглазая?
