— Откуда? — спросила тетя Ксения.
Сенька сбивчиво рассказал о незнакомой женщине, а сам посматривал на мать.
— Мы ее съедим, — сказал я.
— Как пить дать, съедим, — подтвердил Сенька.
Тетя Ксения разрезала булку на равные части, и мы медленно начали есть.
— Домой пора, — тихо сказала Вика. Она завернула половину своей доли в газету и накинула на плечи телогрейку. Что-то тревожное было в ее голосе.
Мы снова окунулись в снег. А когда отошли в глубь двора, Вика остановилась и будто хлестнула по щекам:
— У Сеньки отца убили.
Мы, понуря головы, разошлись по домам. Сенькин отец, усатый и всегда с трубкой, стоял в моих глазах. Я неожиданно и просто вдруг вспомнил. Ну, конечно, она. Вспомнил двух женщин у ворот и синий конверт.
Эту игру мы называли «Камень о камень».
Отбирали круглые, с кулак, булыжники и шли в сад, где властно вышагивал петух, а вокруг него на тонких лапах суетились и клевали землю куры, безразличные и хохлатые, хозяйски выискивая гусениц.
Сенька врывался в их маленькую жизнь, и они рассыпались по воздуху, обиженно били бесполезными крыльями за сараем, точно шепчась о чем-то своем, курином.
Начиналась игра. Мой булыжник лежал в расчерченном кругу, а Сенька, закинув за спину руку и щуря глаз, пускал свой камень от стены сарая. Если камень ударял о мой булыжник и откатывался к забору, я подставлял Сеньке спину и, кряхтя, тащил его вокруг сада. Потом мы менялись местами. Я шел к сараю и норовил высечь искру из Сенькиного булыжника. Но он был хитрее и метче: моя спина покрывалась жарким потом, а Сенькино лицо сияло.
Однажды Сенька вытащил из кармана два поблескивающих битка и сказал:
— Нашел в кладовке. Будем играть ими. Попадешь — три раза вокруг сада. Понял?
— Понял…
Засучив рукав, я примерился и выкинул вперед руку. Биток прошуршал по траве и, сияя боками, покатился мимо Сеньки.
— Во гляди, как надо!
Сенька поплевал на ладонь и встал, спружинив колени.
— Кидаю.
— Давай.
Битки ударились, что-то блеснуло и вонзилось в глаз.
Я вытащил быстро платок, вытер глаз и увидел кровь. Другой глаз мама давно уже по вечерам мазала мазью и закапывала в него из желтой пипетки. Им я видел очень слабо, только тени и солнце.
Я, судорожно расширив веки, вглядывался в то место, где стоял Сенька, но там ветвилось рыжее дерево, а за ним разбегались лохматые кусты.
В самое ухо ударил голос Сеньки:
— Ты чего?..
— Погоди. Я не вижу, Сенька. Мать мне даст. Ослеп, Сенька! — закричал я и, вцепившись ему в плечо, изо всех сил старался разглядеть его.
