Мальчишки | страница 88
Отца Мишеля звали Иосиф. Его расстреляли фашисты в самом начале войны за то, что он солдат и еврей. Я помню, как тихо было за стеной, как истошно заголосила мать Мишеля, как мама утром чуть свет ушла к ним, оставив в комнате запах камфары и валерьянки.
В глубине небольшого дворика жила Циля Израильевна. Два огромных грязных окна смотрели пасмурно даже на солнце. У стены стоял черный рояль, заставленный безделушками.
Она работала в театре осветителем. Носила широкие юбки и коричневые штиблеты. Мы ее не любили за таинственность сумрачных комнат, странный запах сырости и духов и за крикливость. Кричала она поистине неописуемо.
Мне всегда было жалко ее единственную дочь, долговязую, в коротком бархатном платьице, костлявую Риву.
Однажды в сухой осенний вечер я услышал, как Рива плакала, уронив голову на колени, а Циля Израильевна, охватив пухлыми руками голову, кричала. Окно было открыто, и я из темноты следил за происходящим.
— Ты разбила мою лучшую вещь. В этом вонючем городе не отыскать даже человека, стоящего ее…
На полу валялись осколки голубой вазы. Свет от лампы падал на них, и сквозь сощуренные ресницы казалось, что на плотном паркете плещется вода.
На следующий день мы с Сенькой перемазали крючки окон дегтем и слушали битый час, как Циля дубасила по подоконнику кулаком и, ужасно раздувая щеки, ругалась.
Рива приходила к нам на камни — тихое, заросшее травой место — и рассказывала об отце — детском поэте, вот уже месяц не пишущем с фронта.
Мы сидели на камнях. Острые косички Ривы, когда она нагибалась, чертя сучком по земле, задевали мое лицо — я краснел и мужественно терпел. Сенька шепотом говорил:
— Вечером, часов в десять вы вылазьте и приходьте сюда — будет дело. Тебе, Родька, я свистну.
— Я не смогу. Мама не пустит, — тихо сказала Рива.
— А ты не сказывай, — поучал Сенька. — Она это самое и знать не должна.
По саду как-то боком двигался Мишель. Я окликнул его. Он хотел убежать, но видно раздумал и подошел ближе.
— Драться не будете? Я вам леденцов дам.
Он неловко держит двумя пальцами коробку с леденцами, и плавающая улыбка бегает между глазами и ртом.
— Айда к нам, — мы это дело зараз уничтожим. — Сенька смеялся и отсчитывал из коробки в грязную ладонь леденцы. — А этим ты не давай. У них желудки плохие, с дыркой. Все. А теперь проваливай. У нас, брат, дело есть. Давай тикай. — Сенька кидал в рот леденцы.
И тут Мишель, выпучив глаза, вдруг поднял руку и ударил Сеньку прямо в нос.
