Сенька взвыл и яростно вцепился в волосы Мишеля; опрокинув его на траву и усевшись верхом, начал бить по щекам.
Мишель не плакал, он только глубокими влажными глазами, не моргая, глядел в красное лицо Сеньки. Рива дрожала. Казалось, ей было тоже больно.
Не сговариваясь, мы накинулись на Сеньку. Он ворочался и ругался сквозь зубы.
Мишель, опустив голову и закусив воротничок, сидел на земле и стирал грязь со щек. Мы спустили с Сеньки штаны и выжгли сочной крапивой красные полосы. Потом отпустили.
Тяжело дыша, поддергивая штаны, он сказал:
— Мир… Меня мамка не так секла. Давай леденцы…
Мы возбужденно захрустели, не глядя друг на друга.
А вечером, когда часы мягко пробили девять раз, я прилип к окну и стал ждать. Темнота колыхалась густой сажей. Сенька свистнул внезапно. Я открыл окно и выпрыгнул наружу. За спиной раздался голос Марты:
— Где ты? Мама зовет…
Крапива укусила голень. Я сжался в комок и припал к земле. Марта высунулась из окна и прошептала почти над ухом:
— Вот какой. Беда одна… — И задвинула плотно раму.
Стекло зазвенело, сухая замазка посыпалась мне на лицо.
Неподалеку в траве сидели Сенька и Мишель. Мишель глядел на облака и ужасно врал, а Сенька слушал.
— Вон там, где два облака друг на дружку находят, живет королева Сюзанна, она прекрасна. У нее старый король, как наш дворник дядя Федя, во с такими усами. Она по утрам пьет чай с мятными пряниками. А леденцов — куча. Можно утонуть. У королевы есть маленький мышонок Пасир. Ей-богу, его так зовут. Он ходит на задних лапах, чешет в ухе у короля, а король смеется.
— Это ты загибаешь, — тянет Сенька.
Я сажусь рядом. Риву не пустила Циля. Она держит Риву «в железе». Сенька полушепотом, округлив губы, начинает:
— Все в сборе. Ривки нет. Тебя, Мишель, мы принимаем в команду «Эскадра».
Мишель торжественно пялит вперед грудь и спрашивает:
— Почему «Эскадра»?
— Так красиво. Ты слушай и помалкивай. Дай клятву, что ни одному черту, даже мамке не скажешь об этом.
— Клянусь.
— Жуй землю.
Мишель морщится. Глаза его, как щелки.
— А вы жевали?
— Еще как. Родька так чуть весь сад не съел. Жуй.
Небо, далекое и фиолетовое, мерцает одинокой звездой. В саду темно и страшно. Кажется, что там кто-то ходит. Мишель жует землю. Слышно, как она хрустит на зубах.
— Все, выплевывай! Теперь ты наш.
Сенька серьезен, как бог на картинке.
— Нынче я вам покажу привидение. Не тряси ты коленкой, — цыкает он на Мишеля.
В глубине сада была рассохшаяся зеленая терраса, без перил, плотно вросшая в облупившуюся каменную стену дома, а под ней — темный и сырой подвал, в котором валялось прогнившее тряпье да хоронили кошек и собак.
