Светлана болтала, лишь бы прикрыть действительность. Пусть не думает, что нравится ей. Просто вдвоем будет спокойнее – с Юркой никто не связывается…
– Пошли, – выдавил Сосна и мигом натянул лыжную шапочку, словно пряча алеющие уши.
– Пошли.
Когда учишься с человеком в одном классе, привыкаешь видеть в нем все того же мелкого нескладеху, впервые севшего за парту. А ребята растут… И ты однажды теряешься, разумея вдруг, что с детства знакомый мальчик стал иным. А у тебя просто в голове не укладывается, когда же это пацанское в нем заместилось мужским?
В раздевалке Юра, едва обретший обычную ловкость, сдобренную ленцой, снова зажался. Его напряженный взгляд заметался по вешалкам, по прутьям решеток, как будто выискивая нечаянных свидетелей. И все же Сосна переборол себя и подал девушке пальто.
– Спасибо! – кокетливо сказала Света, делая вид, что не замечает, как пылают Юркины щеки. И решилась на коварный тест – протянула свой портфель.
Сосницкий, еще толком не накинувший куртку, хищно ухватил подачу. Таскать за девчонками портфели – это школьный ритуал, признание и посвящение. Светлана развернулась и гордо вышла, по дороге глянув на себя в зеркало. Глазки блестят… Губки вздрагивают в улыбке… Ямочки…
«Хороша!»
Юрка догнал ее, неловко задергивая «молнию» одной рукой. Шевелёва остановилась и, преодолев секундное колебание, молча застегнула потертую куртку из овчины. Сосна одеревенел, закостенел, преданно таращась на Свету. В его серых глазах под короткими ресницами сиял такой восторг, такое обожание, что девушке стало неловко.
– Ну что, идем? – сказала она с нарочитым оживлением.
Сосницкий, не в силах вымолвить и единое слово, истово закивал.
Обычно Шевелёва быстро, чуть ли не бегом покидала школу, торопясь на секцию или домой, но сегодня девушка замедляла шаг, словно растягивая невинное удовольствие.
Нет-нет, она не потеряла головы, о чем вы? Это Маша – взбалмошная особа, а вот у нее ум на первом месте. Хотя они и двойняшки, но ведь не копии. Наверное, это внутреннее различие возникло позапрошлым летом, в страшные, невыносимые месяцы паралича.
Девчонки в ее возрасте живут ощущениями. Они трепещут, томятся, изнывают от первых симпатий, первых свиданий, первых поцелуев, а о каких любовях мечтать сломанной, раздавленной кукле? Лежишь, как бревно, как… как коровья лепешка на пастбище! Поневоле углубишься в себя, начнешь думать, а мысли твои или серы, как уныние, или вовсе чернее отчаяния.
