– Ла-адно, не буду!
– Пока!
– Пока, пока!
Румяные с холодка, в машину полезли девчонки.
– До Москвы не подбросите? – весело защебетали близняшки, устраиваясь на заднем сиденье.
– И обратно! – хихикнула Рита, мостясь на переднем.
– Всё взяли? – спросил я бесцветным голосом.
– Всё! – ответило звонкое трио.
– Ничего не забыли?
– Не-ет!
Помахав в окошки провожающим, мы тронулись. Впереди рассекали обе «Волги» – я пристроился третьим. Свернул на мост. Выехал на Советскую. Оставив позади оба кладбища, православное и еврейское, сосредоточился, чувствуя, как неохотно отпускает суета. По обе стороны дороги пластались заснеженные поля, строчками черных иероглифов корявились лесополосы. В щелку окна сквозило сыростью, предвещая раннюю весну.
«От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко мы начинаем путь…»
Я зло дернул щекой. Хорошая строчка, чудная строчка, а мне – как пенопластом по стеклу! В бардачке лежал длинный разлинованный свиток электроэнцефалограммы. Даже студент-медик распознал бы в биениях самописцев сдвиг альфа-ритма, «билатерально-синхронные бета-волны» и прочие симптомы. Достаточные, чтобы вывести неразборчивым почерком врача скорбный диагноз: рак мозга.
Пятница, 20 февраля. Позднее утро
Ленинград, Невский проспект
– Дэн, за нами хвост! – Фолк, сидевшая за рулем, отчетливо напряглась.
– Вижу, – мурлыкнул Лофтин. – Не обращай внимания, Синти.
– Можно оторваться, если… – неуверенно начала Синтия.
– Стоп, детка! – притормозил ее Дэниел. – Можно, но не нужно.
«Хонда» с дипломатическими номерами ехала в среднем ряду. Малозаметный «Moskvich» салатного цвета не отставал, держась в сторонке. Лофтин пригнулся, осматриваясь.
Близился перекресток у «Гостиного Двора» и гостиницы «Европейская».
– Притормаживай, детка…
– Не называй меня «деткой», – процедила Фолк.
– Ты притормаживай, притормаживай…
Синти послушно вжала педаль, пропуская машину, идущую следом.
– Так! Уходишь в правый ряд и тормозишь у «Гостиного Двора».
– Там же остановка запрещена!
– Вот именно, – сухо сказал Лофтин. – Если русские остановятся следом за нами, то сразу же себя выдадут. Давай, детка!
Фолк ловко перестроилась и, повизгивая тормозами, подкатила к бровке.
– Всё, пока!
Дэниел выскочил из машины и упругой походкой зашагал прочь. Ему очень хотелось помахать рукой агентам русской naruzhki, но он сдержал порыв. Ссыпавшись в подземный переход, Лофтин быстро вышел к метро «Невский проспект».
Народу на станции хватало, чтобы затеряться, а вскоре и поезд подкатил. По привычке обшарив глазами перрон, Дэн вскочил в вагон. Моторы низко загудели, разгоняя состав, и понесли его, затягивая во тьму туннеля.
