Сегодня всю эту историю восприняли бы как безнадежное старье и вообще ерунду. Нынче в кинотеатрах, когда на экране кого-то убивают, зритель только гогочет.
И уж совсем бредовым эпизодом покажется праздник Солнцеворота, который всем участникам пришлось подготовить и провести в Кастелау, в местной церквушке, по личной «заявке» старосты и ортсгруппенляйтера Хекенбихлера.
(17 сентября 1986)
Поначалу Марии Маар на съемках приходилось простаивать… Потому что по роли она позже… Ее это вообще не устраивало. Будь ее воля, она бы в каждой сцене…. А все остальные чтобы только реплики ей подавали… А тут вдруг ей пришлось ждать, а в Кастелау у нее – ни тебе виллы с горничными, ни озера с персональным причалом. Она, понятное дело, жаловалась Сервациусу. Да она вечно на что-нибудь жаловалась, в каком-то смысле это у нее вроде роль такая была. Амплуа. А тот ее уверял, что должен обязательно все сцены по порядку снимать… Ради художественной целостности. Что, конечно же, полная чушь. На самом-то деле… Ну что, догадываешься? Ну-ка?
Бог мой, ну ты и дурачок! Да потому, что Вернер эти ее сцены не написал еще! Сценарий-то полностью только после Рождества был закончен, потому что…
Ты в своей работе даже само это слово «сценарий» лучше не пиши, люди ведь что-то совсем другое представляют. Ну, что-то в переплете, вроде книги. А там, в Кастелау, не то что в Берлине, никакого гектографа в помине не было, и Вернеру на каждую страницу бог весть сколько копий приходилось закладывать… Бумага тонюсенькая, на нее дышать страшно, только посмотришь чуть внимательней – от одного взгляда уже рвется. На это Маар, понятное дело, тоже потом жаловалась.
И вот, поскольку ей делать было нечего, а ей это прямо нож острый – чувствовать, что ты здесь не самая главная, – она начала с Хекенбихлером… К людям, которые при власти, у нее всегда слабость была. Ну, скажу я тебе, это была и парочка! Сама-то Маар, что про нее ни говори, из себя дама видная, представительная. Да, уже не первой молодости, но импозантная, этого у нее не отнять, а Хекенбихлер, бог ты мой… Хоть и важничает, а все равно сморчок. Уж она ему, надо думать, порассказала о своих знаменитых друзьях, об Эмми Зоннеман, и как ее однажды Геринги в Каринхалле [56] к себе приглашали. Я тебе все эти байки наизусть пересказать могу, она нам все уши ими прожужжала. Но ты про все это и в ученых книжках своих…
Хекенбихлера все это проняло по самое не могу… У себя-то в деревне он король и бог был в одном лице, но как услышал про Каринхалл или про Государственный театр, где Маар к сорокалетию Гиммлера стихотворение декламировала… Ну да, она и в самом деле там выступала, ты не знал? Для него это было все равно как если бы портрет Гитлера на стене заговорил… Он только в рот ей и смотрел и любое желание по глазам угадать старался. Правда, ему для этого на скамеечку пришлось бы вставать, при его-то росточке…
