Хекенбихлер помыкает ею, как подчиненной. Сразу наорал: «Постоялый двор открыть немедленно!» А она безропотно стерпела. Хотя вовсе не рада такому приказу, сразу было видно. Но ни словом не возразила. Только голову в плечи втянула, будто колотушек ждет. Этот Хекенбихлер, похоже, здесь, в Кастелау, большая шишка, наверно, не только партийный босс, но еще и староста, а может, вдобавок еще и почетный председатель всех ферейнов. У такого любое распоряжение должно быть исполнено, причем опрометью.
Короче, постоялый двор для нас отперли и по номерам расселили, всех в одном крыле на верхнем этаже. «Там лучше всего будет, – робко прошелестела госпожа Мельхиор, – тепло сверху пойдет, так что когда отопление заработает…» Она часто не договаривает фразу, как будто уже к середине предложения боится его закончить. Интересный персонаж.
«И кухню сегодня же привести в порядок!» – рявкнул Хекенбихлер. (Он то и дело прибегает к повелительному наклонению в неопределенной форме. Надо взять на заметку, пригодится для диалогов с участием похожих действующих лиц.) Стопку продовольственных карточек, которую совал ей Кляйнпетер, госпожа Мельхиор брать отказалась. «Лучше будете каждый день мне давать по тому, сколько скушаете. А то еще подумают, будто я…»
Словом, с размещением вопрос решен. И даже для нашего «боргварда» с прицепом тоже пристанище нашлось, в сарае при ратуше. «Могу вам часового поставить, если желаете, – предложил Хекенбихлер. – Только это без надобности будет. В моей управе не крадут». В его управе. Он ведь без шуток так и думает.
Батарея вроде бы чуточку потеплела уже. Или мне только чудится?
Окно смотрит на деревенскую площадь. «На лучшую сторону», как выразилась госпожа Мельхиор. Отсюда видно церковь и даже можно разглядеть речение над входом: «Solus deus adjuvabit» [51]. Будем надеяться, этот Господь понимает латынь. Рядом небольшой погост, на каждом надгробии снежная шапка взбитых сливок. Почти на всех камнях наверняка одни и те же фамилии, сплошные Хекенбихлеры и Мельхиоры. Скончались кто от старческой немощи, кто еще в младенчестве. По всему чувствуется: здесь, в Кастелау, принято умирать естественной смертью, в тех же стенах, где родился.
В меркнущем свете дня следы ног и шин на снегу постепенно расплываются в сумеречной дымке. Снег на площади как будто только что выпал.
Неужели и вправду дотянули до вечера? Смотри-ка, и в самом деле: батарея вроде уже не такая ледяная. Кажется, живем.
