На ночном столике – для любителей символики кадр просто загляденье – цинковая фляга, грелка для постели, наполненная, надо полагать, предыдущим постояльцем. То есть одному богу известно когда. Вода в грелке замерзла, фляга лопнула по шву, в узкую щелку видна мутно поблескивающая ледышка. Лучше сразу, не дожидаясь наводнения на ночном столике, отнести флягу в ванную.
Ванная – вот уж неслыханная роскошь – и в самом деле имеется, правда, одна-единственная. Одна общая ванная комната на весь этаж. Пока что без воды. «До вечера…» – сказала хозяйка. Заранее воображаю себе петушиные бои за право пользования ванной. А еще живописней – куриные. Так и слышу воинственное кудахтанье Марии Маар.
Хекенбихлер, здешний партийный начальник, поначалу отнесся к нам, киношникам, с таким презрением, будто мы цыгане и выпрашиваем милостыню. Цыгане из племени УФА. Сам он, заявил он нам с гордостью, в жизни в кино не бывал и не собирается, даже если упрашивать будут. В наше героическое время подобным фривольным забавам не место.
Не человек, а ходячая карикатура. Одна из многих карикатур, которые теперь правят страной.
Но Кляйнпетер предъявил ему бумагу, которую нам в министерстве выправили. «Всем государственным и партийным учреждениям… оказывать всемерное содействие». Тут уж Хекенбихлер совсем по-другому запел, его будто подменили. Будто внутри себя по стойке «смирно» вытянулся. (Можно так сказать?) Правда, старался виду не подавать. Даже демонстративно с ноги на ногу переминаться стал, вроде как вальяжность изобразить, но только еще очевиднее показал, что струхнул изрядно.
Немедленно приказал жене подать нам в так называемой ратуше – скорее просто в крестьянской горнице – горячего чаю с местным бальзамом на травах. Деревянные панели, резьба, кафельная печь и большой портрет Гитлера. Партиец тем временем сына опрометью послал за хозяйкой трактира.
Та прибежала, запыхавшись, – и оказалась совсем не такой, какой я, допустим, в сценарии изобразил бы хозяйку баварского трактира. Не крепкая, не хваткая – здесь, в горах, у них это, кажется, называется «ядреная», – нет, это была поблекшая, увядшая красавица лет сорока – сорока пяти. Прежде она, должно быть, пленяла девической нежностью, а сейчас это была просто исхудалая измученная женщина. Темные круги под глазами. То ли от недосыпа, то ли от забот. Госпожа Мельхиор, так ее зовут. Когда подаешь ей руку, прячет глаза. Словно провинилась в чем-то.
