«Лучше-то будет?» – написал Хаук.
– Ясное дело, – проорал Райтшталлер прямо ему в лицо. – Когда помру.
Видимо, Хаук все-таки вздрогнул, потому что звукооператор тут же извинился. – Прости. Громкость регулировать не могу.
«А работать?» – написал Хаук.
Райтшталлер смеялся долго, он чуть не задохнулся от смеха.
– Ну, товарищ соплеменник, ты и шутник, – пропыхтел он наконец, еле отдышавшись. – Ты и правда шутник, фольксгеноссе [44].
(5 сентября 1986)
Не смотри на меня. Я сегодня пока что без лица… Мне же для этого перед зеркалом… А иной раз… Когда вечером много выпью, я наутро…
Сегодня у меня только арестантский рацион. Вода и сигареты. От хлеба отказываюсь. Причем добровольно.
Ну. Так что ты хотел узнать?
Мюнхен. Тут мне особо сказать нечего. Мы там только все время ждали. Я, правда, от радости себя не помнила. Сам подумай, когда на твоих глазах всех твоих сотрудников… а ты жив… Как такое сразу переваришь? Я и сейчас еще не вполне, не до конца… Я вот думаю иногда: морщины… Каждый год их все труднее замазывать. Столько замазки на свете нет. Такие морщины – это ведь, по сути, уже шрамы. А все от воспоминаний.
В Грюнвальде. Район шик-блеск, сплошные виллы, участки огромные. Войны как будто вообще… Все живые изгороди фигурно подстрижены, все служанки в чепчиках. Маар, понятное дело, тут же начала ныть. Как так, почему нас в обычный пансион… А не в приличный отель. Словом, как давай вонь распускать, но и скорбеть тоже не забывала. Что-что, а уж переключаться она умела, хочешь так, хочешь этак, в зависимости от того, с кем она как раз… Ах да, и еще обязательно хотела, чтобы поминальное собрание устроили. А она бы на нем выступила. За наших геройски павших сотрудников.
Хотя… Пасть можно на поле битвы, в бою… А они-то всего-навсего в фургоне… Только из-за того, что фургон этот бог весть чем размалевали.
Дня три, а может, четыре. Сперва всё ждали чего-то, ждали без конца, а потом Кляйнпетер вдруг как на пожар. Я, помню, только-только голову помыла, так мне даже волосы просушить не дали – некогда… Пришлось из пансиона полотенце стибрить и так, с тюрбаном на голове, ехать… Смех, да и только. Полотенце все еще где-то. Да, я не какая-нибудь мотовка, чтобы вещи выбрасывать. Автобус был все тот же, наш «боргвард». Сегодня таких уже не делают. А ехали мы ужасно. Просто ужасно. В мастерских на студии, ну, в «Баварии» этой, они нам крепеж для прицепа приварили, и мы прицеп за собой тащили, крытый, со всем техническим оборудованием, которое Кляйнпетер… Даже не представляю, как он все это выколотил… Да и в автобусе тоже все битком, ни одного места свободного, всюду прожектора и вся эта дребедень. Прожектора нам потом и не понадобились вовсе, потому что в Кастелау с электричеством…
