которые мы никогда по-настоящему и не покидали. Парадоксально, но «временная» регрессия
игнорирует время, она скорее свидетельствует о
присутствии некоторых примитивных психических форм. Чтобы попробовать проиллюстрировать форму актуализации инфантильного, примитивного в нас, Фрейд прибегает, прежде всего, к образу Йеллоустона, картине природной резервации, сохраненной в своем первоначальном состоянии. Но бессознательное не является состоянием природы, оно состоит из происходящего, в нем все содержится в одной плоскости, пребывая в одном пространстве (психика обширна), бессознательное – это совокупность определенного опыта, без иерархии и без истории. Инфантильное – это скорее фрагмент натуры-природы, чем самая полиморфная из культур, своего рода Рим, в котором соединяются без разделения, без разрушения первый палисад Рима, окружавший Палатин, храм Юпитера Капитолийского, Дворец Фарнезе…
Психоаналитическая ситуация побуждает к регрессу, приглашает в путешествие. Дороги, ведущие от одного Рима к другому, проходят через свободные ассоциации, при которых язык>* уже не является хозяином направления, которому он следует; положение пациента лежа на диване>* облегчает возвращение к образам доречевого периода, картинкам, мечтам и грезам, если не к сновидению>*, через актуализацию, воплощение, реинкарнацию (переносы>*) того, что мы называем персональной драмой жизни, особенно детства. Анализируемый обращается со словами как с вещами, рассматривает картины и «становится ребенком» чаще, чем подобает.
Рисунки, сделанные им в дошкольном возрасте, наполняли его родителей надеждами, но позже, когда началась учеба, сначала Баске, потом Поллок пришлось признать: Жюль уже не мог рисовать, не прибегая к помощи линейки, мог расплакаться, когда это его переполняло. По крайней мере, в одном аспекте – интериоризации родительского авторитета во время угасания эдипового комплекса>* – появление Сверх-Я становится «заметным». Теперь закон соблюдается изнутри. Если его строгость часто превышает границы разумного, это происходит не только потому, что внешнее становится внутренним, а потому, что вместе с ассимиляцией авторитарности родителей ребенок бессознательно идентифицируется с их Сверх-Я, становясь таким образом «носителем традиции, ценностей, проверенных временем и переходящих из поколения в поколение» (Фрейд). Симону трудно отличать психоанализ от семейной религии и сеанс от покаяния: «Это как если бы вы мне сказали: для вас существует отец, мать и священник, и будет три сеанса в неделю!».
