Конечно, я ее искал. Впервые оставшись без лишних глаз у полицейского компьютера, я пробил по базе ее имя и дату рождения: ее никогда не арестовывали в Ирландии. Ничего удивительного – я ведь и не ждал, что она превратится в Мамашу Бейкер, – но остаток того дня я провел на крутом нервном подъеме, сделав первый крошечный шажок по ее следу. Налаживая контакты, я расширял и поиски: ее не арестовывали в Северной[19] Ирландии, не арестовывали в Англии, Шотландии, Уэльсе и США, она нигде не подавала ни на пособие, ни на паспорт, не умирала, не выходила замуж. Все эти поиски я повторял каждую пару лет, обращаясь к ребятам, которые были мне обязаны. Вопросов они не задавали.
После рождения Холли я как-то размяк и в последние годы надеялся только, что Рози отыщется где-нибудь ниже радаров, что она живет простой и гармоничной жизнью вне поля зрения системы и время от времени с легким уколом вспоминает меня – того, с кем могло сложиться. Иногда я представлял, как она меня находит: телефонный звонок среди ночи, стук в дверь офиса. Я представлял, как мы сидим бок о бок на скамейке в зеленом парке, наблюдая в горько-сладком молчании, как Холли взбирается по лазалке с двумя рыжеволосыми мальчишками. Я представлял бесконечный вечер в полутемном пабе: наши головы клонятся друг к другу под разговоры и смех, спускается ночь, наши пальцы придвигаются по щербатому дереву стола. Я в подробностях представлял, как она, должно быть, выглядит теперь: гусиные лапки от улыбок, которых я не видел, мягкий живот от не моих детей; всю ее жизнь, которую я пропустил, написанную на ее теле шрифтом Брайля, чтобы я прочел ее руками. Я представлял, как она дает мне ответы, которые никогда не приходили мне на ум и которые все объяснят, сгладят все острые углы. Я представлял – хотите верьте, хотите нет, – что у нас будет второй шанс.
В другие ночи, даже после стольких лет, я все еще хотел того же, чего хотел в двадцать: увидеть ее имя среди регулярных жертв домашнего насилия, в списке ВИЧ-инфицированных проституток, в списке трупов с передозом в морге неблагополучного лондонского района. Я годами читал описания сотен “неизвестных”.
Все мои вехи разнесло ослепляющим, ошеломляющим взрывом: мои вторые шансы, мою месть, мою жирную антисемейную линию Мажино. Рози Дейли, пнувшая меня под жалкий зад, была моим межевым знаком, огромным и надежным, как скала. Теперь скала замерцала, словно мираж, а пейзаж вокруг беспрерывно менялся, выворачиваясь наизнанку и задом наперед; ничто больше не казалось знакомым.
