Сергей Бондарчук | страница 14

Борис Годунов

Война и мир

Бондарчук говорит: «Ну, и что за картина?» «Да вы знаете, Сергей Федорович, я ее видел, хорошая картина». И тут Сергей Федорович говорит: «Хорошая. А если она такая хорошая, что ж ее ни одна копирфабрика не принимает?» А у нас в то время был действительно скандал с копирфабрикой, потому что мы всю картину сознательно сняли чуть-чуть в нерезкости. И нас мурыжили по этому поводу со страшной силой. Но он вот так ко мне относился: «Если она такая хорошая, что же ее ни одна копирфабрика не принимает?»

Помню, когда я только на студию попал, и, готовясь снимать первую картину «Егор Булычев и другие», все никак не мог понять, как снимают такие мощные, такие масштабные картины. Я привык к тому, что вот один актер, вот второй актер, туда-сюда, восьмерка, все. А как это там? И я вместе с оператором, с Володей Чухновым, ныне покойным, заказал картину «Война и мир», чтобы прямо на студии посмотреть. И мы вдвоем в зале смотрели пять часов подряд эту «Войну и мир». Причем там еще стереозвук, все было включено. И вдруг дверь открылась в темноте, и какие-то люди стоят. Я не вижу, кто это, глаза привыкли к темноте. Я говорю: «Закройте, пожалуйста, дверь». Никто дверь не закрывает. Я повторяю: «Будьте добры, закройте дверь». И вдруг там один человек говорит: «Это Бондарчук пришел», голосом не Бондарчука. Я посмотрел, вгляделся: да, Бондарчук стоит с Ивановым, заместителем директора студии, в дверях стоят, смотрят «Войну и мир». Он вдруг Бондарчук говорит: «А ты зачем ее смотришь?» Я говорю: «Мне интересно, я смотрю». — «А ты кто?» Я отвечаю: «Я ВГИК закончил недавно. Вот распределили меня на „Мосфильм“, я тут режиссером работать буду». — «Да? Ну и как тебе?»— «Хорошая. Очень хорошая картина». — «Хорошая? А что ж она такая длинная-то?» Я говорю: «Да нет. У меня нет ощущения, что она длинная». — «Да нет, длинная. Я вот десять минут стою, ну, длинная же?»

Война и мир

Я говорю: «Я не знаю. Я вот три часа тут сижу и не думаю, что она длинная». — «Да длинная, длинная. Было бы время сейчас и желание, я бы ее в три раза порезал». А Иванов ему говорит: «Ну, это уж вы, Сергей Федорович…» — «Да ты что? Ну, посмотри. Ведь длинная». Закрыл дверь и ушел.

Вот такой был человек, очень неожиданный. Ну вот не уютен он был в общении, но очень значителен и серьезен.

Сергей Федорович был человеком огромного мужества, потому что были удары, к которым он был не готов, которых он перенести не мог. Даже пятый съезд не мог сравниться с некоторыми ударами. Таким ударом для него была смерть Шукшина у него на картине. Потому что, он мне сам говорил, что он так до сих пор в себя не пришел после Васиной гибели. Это действительно такой мощи удар — неожиданный, под дых, который напоминал о том, как устроена жизнь на самом деле. И таким же невероятной силы ударом была для него смерть Феллини. Тут как-то так судьба распорядилась, что этот день мы встретили вместе. Володя Досталь, Сергей Федорович, Ирина Константиновна и я специально приехали в Рим в день похорон Феллини. И там невероятное было событие! На этой мессе в соборе на невероятном отпевании Папа Римский дал разрешение время от времени играть мелодии Нино Рота из фильмов Феллини…