Шик задумчиво присвистнула.
– Лучше, чем сорок пять долларов за то, что тебя шесть часов вылизывает Монтгомери.
Она заметила недоуменный вопрос в глазах Джослина.
– Это сенбернар, который снимался со мной в рекламе собачьего паштета «Джампи Догги», – объяснила она. – Монтгомери предпочитал паштету мой тональный крем. За сорок пять долларов я была с головы до ног в его слюне. Макияж мне обновляли девять раз. Зато мое фото было в июльском номере «Ледиз Коттедж».
Джослин поднял голову и стал рассматривать их всех с неподдельным интересом.
– Да?.. – вопросительно посмотрела на него Пейдж.
– Бедный Джо, – вздохнула Манхэттен. – Боюсь, он от нас приуныл.
– Вовсе нет, – запротестовал он. – Просто… Вы все такие…
– Голодные?
– Обпившиеся дрянного кофе?
– По горло сытые почками?
Джослин достал из кармана свой двуязычный словарик, полистал его.
– Осиянные.
– Осиянные? Такого комплимента мне еще никто не говорил.
– Кто-то верит в Бога, – заявила Шик. – А я верю в розовую норку, в бриллиантовые колье, в икру и в мое имя, выгравированное золотом на одной из четырехсот тринадцати вешалок клуба «Сторк»[24].
– А мое имя будет светиться миллиардом лампочек на фасаде театра «Новый Амстердам», – сказала Пейдж. – Но я согласна и на икру, если это будет икра слона.
– А я, – подхватила Урсула, приступая к третьему яйцу, – спою когда-нибудь I’ve Got You Under My Skin, и полетят пробки из бутылок шампанского и деньги с банковских счетов продюсеров Бродвея.
– А я, – парировала Шик, – буду всем рассказывать про тебя, ту самую, что разорила все клубы Нью-Йорка.
С лестницы донеслись два тонких голоса. Вошла Хэдли, рядом с ней подпрыгивал, держась за ее руку, светловолосый мальчик.
– Привет, девочки. – Тут она заметила Джослина. – О, я хочу сказать, привет всем. Иди садись, Огден. Кофе еще горячий?
– Он кипел сто восемнадцать раз, – весело отозвалась Эчика. – Единственное, в чём нельзя этот кофе упрекнуть, – он не холодный.
Малыш выпустил руку Хэдли и нырнул прямиком под стул Урсулы. Джослин с надкушенным тостом в руке наклонился полюбопытствовать. У ног Урсулы лежало что-то вроде мохнатой подушки – из-за стола ее не было видно, – которую Огден тотчас обхватил обеими ручонками. Из подушки высунулся розовый язык и лизнул ему щеку.
– А я и не заметил, что там собака, – сказал Джослин.
Это была та самая псина, которую он видел вчера в корзинке в комнате отдыха на втором этаже.
– Но учуять должен был, – хмыкнула Шик, потеребив пальцем ноздрю.
