– Вы, надеюсь, давно меня ждете? – поддразнила она его, садясь на коричневый кожаный диванчик. Инстинктивно Пейдж выбрала угол, в котором ему открывался лучший вид на ее фигурку.
По знаку Эддисона рядом тотчас нарисовался официант с перекинутым через руку белым полотенцем, бокалами и бутылками шампанского в серебряном ведерке.
– Всю жизнь, – ответил Эддисон.
Его улыбка уголком рта осталась для нее тайной.
– Это пирожное идет вам изумительно, – продолжал он.
До нее не сразу дошло.
– О… Моя шляпка?
– Если женщина носит шляпку, похожую на шляпку, грош ей цена. Ваши же похожи на лакомства.
Она рассмеялась, не зная, что ответить. Собственно, поняла она из этой остроты только слово «женщина».
– Где мы сегодня ужинаем?
– Если вас не пугает классика, предлагаю «21».
«21»! Она мечтала о нем в Путнамс-Лендинге, листая у парикмахерши Мэй журналы о светской жизни Нью-Йорка. Там непременно либо Таллула Бэнкхед, либо Бетт Дейвис, или, на худой конец, Мелвин Дуглас позировали с коктейлем в руке. Пейдж склонила головку под вуалеткой, надеясь, что не слишком похожа сейчас на маленькую девочку перед рождественской елкой.
– Это было бы неплохо, – обронила она как могла равнодушно.
– Шампанского? Это единственное разумное предписание моего доктора.
Пейдж чокнулась с Эддисоном и, подняв глаза, увидела на его лице то самое непонятное выражение, которое часто подмечала, когда он думал, что она на него не смотрит. Красивым она находила его редко. Обольстительным – всегда.
– За «21», – провозгласила она тост и поднесла бокал к губам.
Хрусталь отдавал металлом, пузырьки пощипывали язык.
– За вас, моя дорогая. За ваши успехи.
Она отпила еще глоток. Шампанское было восхитительное, но в эту минуту ей показалась бы божественной и мерзкая бурда, которую гнал Дональд Гиббс, ее отец, в сарае в Путнамс-Лендинге. Так бывало всегда, когда она встречалась с Эддисоном.
– А что это за фильм, который мы пойдем смотреть? «Удавка»?..
– «Веревка». Я написал на него хвалебную рецензию, когда он вышел, этим летом.
Вот дура, не только по-глупому перепутала название, но и, оказывается, не читала его рецензии в «Бродвей спот». Она пожалела о своем вопросе. Но мысли Эддисона текли совсем в другую сторону.
– Этим летом, – повторил он. – Когда я еще не знал, что вы есть на свете. Вот это, я понимаю, преступление.
– Фильм про преступление? – спросила Пейдж, сделав вид, будто не поняла, не столько из кокетства, сколько чтобы удержать ускользающую нить разговора.
