«Дело» Нарбута-Колченогого | страница 68
Смысл данной строфы, написанной, как и всё стихотворение, в 1922 году, это требование подлинности поэзии, выраженное в предельно острой, максималистской форме. Вполне возможно, что Асеев во время написания стихотворения знал о решении Нарбута оставить поэтическое творчество, поскольку здесь же он обращается к Гастеву с призывом «не стихать перед лицом врага» (Гастев впоследствии, как и Нарбут, отошёл от поэзии, став директором Института труда). Отказ от поэзии стал лейтмотивом стихотворения и Михаила Зенкевича «Отходная из стихов» (1926):
Однако иную трактовку отказа от поэтической деятельности обнародовал в 1924 году литературный критик и бессменный редактор журнала «Новая Россия» Исайя Григорьевич Лежнёв, написавший: «И трижды прав Вл. Нарбут, несомненно один из интереснейших поэтов нашего времени, что, посвятив себя политической работе, он отсёк художественную, – и стихов сейчас не пишет “принципиально”. Работа его в Ц.К.Р.К.П. совершенно отчётлива, ясна, прямолинейна, рациональна до конца. Поэтическое же творчество по самой природе своей иррационально, и “совместительство” было бы вредно для обоих призваний. Здесь у Нарбута – не только честность с самим собой, которой в наше время не хватает многим и многим; здесь ещё и здоровый эстетический инстинкт художника, которого лишены наши бесталанные соискатели этого блистательного звания».
Если нельзя с уверенностью сказать, был ли Асеев знаком со стихотворением Нарбута, поскольку и «Совесть» и «Гастев» написаны в один и тот же год, то Михаил Зенкевич ещё в одном поэтическом посвящении Нарбуту, написанном в 1940 году, уже после трагической гибели Владимира Ивановича, строит своё стихотворение целиком как парафраз его стихотворения «Совесть», а точнее сказать – его первого четверостишия, переосмысляя упоминание киновари (красной краски, которой в древнерусских рукописных книгах писалась заглавная буква абзаца):