«Дело» Нарбута-Колченогого | страница 68



Чтоб была строка твоя верна, как
Сплющенная пуля Пастернака,
Чтобы кровь текла, а не стихи –
С Нарбута отрубленной руки.

Смысл данной строфы, написанной, как и всё стихотворение, в 1922 году, это требование подлинности поэзии, выраженное в предельно острой, максималистской форме. Вполне возможно, что Асеев во время написания стихотворения знал о решении Нарбута оставить поэтическое творчество, поскольку здесь же он обращается к Гастеву с призывом «не стихать перед лицом врага» (Гастев впоследствии, как и Нарбут, отошёл от поэзии, став директором Института труда). Отказ от поэзии стал лейтмотивом стихотворения и Михаила Зенкевича «Отходная из стихов» (1926):

На что же жаловаться, если я
Так слаб, что не могу с тобой
Расстаться навсегда, поэзия,
Как сделал Нарбут и Рембо!

Однако иную трактовку отказа от поэтической деятельности обнародовал в 1924 году литературный критик и бессменный редактор журнала «Новая Россия» Исайя Григорьевич Лежнёв, написавший: «И трижды прав Вл. Нарбут, несомненно один из интереснейших поэтов нашего времени, что, посвятив себя политической работе, он отсёк художественную, – и стихов сейчас не пишет “принципиально”. Работа его в Ц.К.Р.К.П. совершенно отчётлива, ясна, прямолинейна, рациональна до конца. Поэтическое же творчество по самой природе своей иррационально, и “совместительство” было бы вредно для обоих призваний. Здесь у Нарбута – не только честность с самим собой, которой в наше время не хватает многим и многим; здесь ещё и здоровый эстетический инстинкт художника, которого лишены наши бесталанные соискатели этого блистательного звания».

Если нельзя с уверенностью сказать, был ли Асеев знаком со стихотворением Нарбута, поскольку и «Совесть» и «Гастев» написаны в один и тот же год, то Михаил Зенкевич ещё в одном поэтическом посвящении Нарбуту, написанном в 1940 году, уже после трагической гибели Владимира Ивановича, строит своё стихотворение целиком как парафраз его стихотворения «Совесть», а точнее сказать – его первого четверостишия, переосмысляя упоминание киновари (красной краски, которой в древнерусских рукописных книгах писалась заглавная буква абзаца):

«Жизнь моя, как летопись, загублена,
Киноварь не вьётся по письму.
Ну скажи: не знаешь, почему
Мне рука вторая не отрублена?..»
– …Эх, Володя, что твоя рука!
До руки ли, до солёной влаги ли,
Если жизнь прошёл ты от Цека
По этапам топким до концлагеря!
Как сполохами, сияет здание
Надписью Ц. К. В. К. П. (б-ов).