«Дело» Нарбута-Колченогого | страница 41



Приходя после той ночи в больницу, где лежал в бинтах Нарбут, партизаны интересовались у медсестёр, жив ли он ещё, но Владимиру показалось, что они при этом не столько волнуются о состоянии его здоровья, сколько прикидывают, где и как им его лучше добить.

Гражданская война, на Украине особенно свирепая и кровавая, не двузначная («красные» – «белые»), а многоликая (немцы, Деникин, Центральная Рада, Антанта, Петлюра, махновцы, другие) горячо поварила в своём котле Владимира Нарбута, несмотря на его инвалидность. Немного окрепнув, он сразу же отвёз своих жену и сына в Воронеж к родственникам, спрятав их подальше от орудующих партизан, а сам вскоре уехал к брату, а потом приступил к выполнению поручений партии.

И вот он промедлил тот момент, когда можно было спокойно уйти вместе с красными частями из Киева[4], но и оставаться в городе с беляками у него особенного желания тоже не было. Лучшим вариантом ему показалось прорваться туда, где не было ни красных, ни белых, ни зелёных, ни черносотенцев, вообще никого, как это было в то время, по слухам, в Тифлисе, а «там – успокоиться, придти хоть немного в себя».

Оставив Киев, он направился в сторону Кавказа, но 8 октября, оказавшись в занятом деникинскими войсками Ростове-на-Дону, Владимир был там арестован контрразведкой Добровольческой армии как «большевицкий редактор, поэт и журналист» да ещё и член Воронежского «Губисполкома». Так что случилось не планированное, но вполне предвиденное событие – «арест на вокзале. Сперва страх – граничащий с ужасом, затем чувство медленно остывающего успокоения и, наконец, почти как чудо, ощущение какого-то удовлетворения…»

Описывая жизнь Владимира Нарбута, Роман Кожухаров в восьмом номере журнала «Южное сияние» за 2014 год пишет, что его «приговаривают к расстрелу, и только внезапный налёт красной конницы возвращает ему свободу». Но о каком внезапном спасении может идти речь, если Владимир был арестован 8 октября 1919 года, а конница Будённого освободила Ростов – только 8 января 1920-го?.. Ему тут пришлось томиться ровно три месяца, ожидая своей участи и в очередной раз пересказывая следователю свою нелёгкую грустную историю.

Первый допрос Нарбута в белогвардейской контрразведке начался уже 9 октября 1919 года, и в этот же день он начал писать свои «признания», в которых сообщил, что «до конца февраля 1918 года я проживал в Глухове, где последние месяцы лежал в земской больнице, так как 2 января 1918 года во время большевистского переворота при нападении большевиков на свой дом в Хохловке Глуховского уезда был ранен четырьмя ружейными пулями и потерял левую руку. В конце февраля или в начале марта я с женой и ребёнком убежал в Воронеж, откуда родом была моя жена и где проживали её родственники и знакомые. Убежал я потому, что боялся местных большевиков, которые не раз приходили к больнице и узнавали, жив ли я…»