По словам Алекс, ее мама из России. О себе она говорит довольно мало, зато с удовольствием рассказывает о матери, о Елене из Санкт-Петербурга, на которую она похожа, показывает фотографии Елены в молодости, и я вижу семнадцатилетнюю версию Алекс, те же темные глаза, тот же широкий, большой рот. Теперь Елена живет в Линчёпинге, где Алекс провела детство. Отца она упоминает лишь мимоходом.
Алекс учится вместе с Эмили, но общалась с той не слишком много, своих однокурсников она отвергает как правильных и занудных.
– Думаю, мне хочется переспать с преподавателем графического дизайна, – рассказывает она однажды вечером.
– Как увлекательно! Есть ли какие-нибудь препятствия?
– Он обычно ходит в кожаных брюках.
Я смеюсь.
– Ты когда-нибудь спала с любителем кожаных брюк? – интересуется она.
– У меня даже нет знакомых с кожаными брюками.
– Не знаю, увлекается он синтироком или ездит на мотоцикле, хотя, в принципе, и то, и другое одинаково плохо, особенно учитывая, что ему где-то около сорока пяти, но хуже всего будет, если он и слушает синтирок, и гоняет на мотоцикле.
– А чем плохо слушать синтирок?
Алекс взмахивает рукой так, будто пытается отделаться от мерзкого запаха.
– С мужчиной средних лет определенно что-то не так, если он по-прежнему одевается под стать музыке, которую слушает, – бормочет она.
Она отпивает глоток вина и смотрит на меня с довольной улыбкой.
– Но я все равно должна попытаться переспать с ним.
Она нравится мне вся целиком, нравится, что она много смеется и что у нее большая грудь, придающая ей как бы чувственный вид. Никто из девушек, которых я встречаю в университете, так не выглядит, они почти все худенькие и бледные, какими всегда бывают девушки, изучающие в университете гуманитарные курсы. Я понимаю, что на самом деле не должно бы существовать определенного типа внешности для студенток гуманитарных отделений не только в плане одежды, но и самого телосложения, однако все равно не прекращаю так думать. Возможно, я настолько эгоцентрична, что Алекс нравится мне прежде всего, поскольку напоминает меня саму. Или: она напоминает то, какой я хотела бы быть. Беззаботной. Я готова отдать что угодно, лишь бы стать беззаботной.
Когда я рассказываю о Карле, она просит меня добавлять больше подробностей о том, что он со мной делает, что я ему позволяю делать. Рассказывая, я краснею, а она улыбается во весь рот и говорит, что я хорошенькая и все звучит очень сексуально. Пока я рассказываю, мне это тоже кажется сексуальным, и я думаю, что улыбка Алекс нравится мне тем, что она голодная и приглашающая, возможно, не к эротике, а к жизни или приключениям, к чему-то более увлекательному, чем была до сих пор моя жизнь, впрочем, с другой стороны: возможно, к эротике тоже – эта мысль вызывает у меня ответную улыбку, и я стараюсь еще больше, чтобы Алекс продолжала улыбаться в моем обществе.
