– По тебе было видно, что на самом деле тебе там не место, – говорит он. – По всему твоему облику было видно, что ты выглядишь вроде бы элегантно, хотя одета, как все остальные, видно по твоему взгляду. Я думал, что у тебя умный взгляд, слишком умный для того, чтобы ты задержалась на этой работе слишком долго.
Я впитываю каждое слово. Ничего лучшего мне еще не доводилось слышать. Как я могла жить без того, чтобы кто-нибудь говорил мне подобные вещи? Мне хочется быть тем человеком, которого он во мне видит. Я знаю, что смогу. Надо только любой ценой не давать ему начинать видеть меня такой, как я вижу себя сама.
Однажды он намекает, что понимает, что я встречаюсь и с другими мужчинами, воспрепятствовать этому он, естественно, не может, да и не имеет морального права, учитывая его собственную ситуацию, но сама мысль его огорчает, и он ничего не хочет об этом знать. Я киваю и отвечаю «о’кей», хотя ни с кем другим не встречаюсь и не имею ни малейшего желания. С его стороны, конечно, вполне нормально говорить подобные вещи, однако я расстраиваюсь, поскольку мне хотелось бы услышать, что он не хочет, чтобы я встречалась с кем-то другим. На самом деле я хотела бы услышать от него, что у нас с ним все слишком прекрасно, чтобы выдерживать остальную часть жизни; что другая его жизнь, о которой я ничего не хочу знать, теперь, когда он знает, что мог бы иметь взамен, представляется ему невыносимой, и долго так продолжаться не может, и что, если я пообещаю ни с кем другим не встречаться, он обещает как можно скорее оставить жену. Однако этого он не говорит.
Алекс заставляет меня рассказывать о Карле все. Поначалу я смущаюсь, но, получив от нее достаточно много вина, я замечаю, что наслаждаюсь, говоря о нем. Она слушает внимательно, будто моя жизнь – увлекательный роман, и я люблю это ощущение. Она сама тоже как роман или фильм, на грани гротеска, но так умело балансирует между потрясающим и совершенно обычным, поверхностным и глубоким, что это лишь делает ее более настоящей. У большинства своих ровесников я почти всегда встречала в каком-то смысле шаблонную глубину: глубину ожидаемую, смоделированную согласно студенческому представлению о глубокомысленности, политическую ангажированность, всегда означающую одни и те же взгляды, интерес к литературе, всегда одни и те же книги. В сравнении с этим Алекс предстает человеком не от мира сего, иногда почти наивным в своей искренности и незаинтересованности в том, чтобы представать тем, кем она не является, но вместе с тем она бывает ловкой и хитрой, беззастенчивой в таких проявлениях, в которых мне еще не доводилось с этим сталкиваться. Все ее качества основываются на откровенности такого рода, как я всегда искала, и эта откровенность пронизывает все с ней связанное, включая ее квартиру, странную ровно настолько, что меня это восхищает, причем вовсе не демонстративно. Я бывала в достаточно многих студенческих жилищах, чтобы знать, что обставляют их обычно с намерением представить живущего там человека интересным. Дома у Алекс приходится лавировать между необычными предметами мебели и пьедесталами со старомодными пыльными комнатными растениями, кружевными салфетками, кисточками и бахромой, восточными коврами, которые покрывают полы во всех комнатах и делают квартиру красной и утепленной и приглушают все звуки. На большом темном шкафу стоит чучело сипухи, самца ярко-белого цвета с большими черными стеклянными глазами, которые смотрят на меня испытующе, по виду сипуха напоминает привидение. Чучело Алекс получила от мамы, которой оно досталось от ее матери.
