, а во
мне, это тоже было неправдой, потому что в этом не было моей вины, не
я была сломлена, проблема была в
тебе, а сломлены были
вы. Тогда я еще не встретила своего человека, а когда наконец встретила, все началось не с эмоционального шторма, который медленно стихал до уровня спокойного бриза, переходящего в удушающие безветренные будни с постриганием ногтей перед телевизором и руганью о потерянных зарядках для мобильника. С Самуэлем все было наоборот. Мы начали с будней, длинных дружеских разговоров, которые потом, спустя несколько месяцев, превратились в поцелуи, близость и интимность, которая… Не знаю, как это описать. Но да. Я любила его. По-настоящему. Что с вами? Вы в порядке? Извините, мне показалось, вы на какое-то время ушли в себя. Сделаем перерыв? Вы проголодались?
* * *
Потом наступил январь. Пантера вернулась в Берлин. В течение следующих недель, или вообще-то даже месяцев, я почти не видел Самуэля. Мы все еще жили в одной квартире, наши зубные щетки все еще стояли рядом в ванной, весенние куртки и летние кеды Самуэля лежали в шкафу, его блокноты были сложены стопкой на белом книжном стеллаже. Но сам он исчез.
Готовы? Продолжим? О времени с января до середины марта я помню немного. Мы попали в туман, где внезапно стало совершенно немыслимым, что мы не будем спать вместе каждую ночь. Мы проводили вдвоем каждое мгновение, прерывались только на работу. Но о чем мы говорили? Почему безостановочно смеялись? Как обычный поход в прачечную мог превратиться в праздник хохота? Как выходило, что все, к чему мы прикасались, становилось таким волшебным? Не знаю. Правда, не знаю. Все словно в тумане. Мы исследовали тела друг друга поцелуями и прикосновениями, медленно и методично составляли перечень шрамов и родинок, щекотных и чувствительных мест. Мы разговаривали так долго, что на сон не оставалось времени, но это было неважно, потому что сон для обычных людей, а мы не были обычными, мы не нуждались ни во сне, ни в еде, а только друг в друге. Иногда мы приходили на работу с такими прическами и румянцем, которые вызывали улыбку у коллег и клиентов, а иногда, стоя в очереди в столовой, украдкой поглаживали щеку, только чтобы почувствовать запах пальцев и вспомнить прошлую ночь. Иногда мы ходили в кино и театр, на танцевальные представления и поэтические вечера, но что бы мы ни смотрели, все казалось слишком длинным, потому что время, когда приходилось просто сидеть в темноте, не говоря друг с другом, тянулось слишком медленно, но когда мы наконец выходили на свежий вечерний воздух, только что увиденное все равно казалось интересным, потому что у нас была возможность возвысить это, независимо от того, что мы чувствовали в процессе, увиденное становилось потрясающим, черт, да просто гениальным, и совершенно неважно, был это сериал или хоккейный матч, потому что актеры, режиссеры, поэты или хоккеисты были ни при чем, это все благодаря нам, это мы наполняли все смыслом, мы вдыхали жизнь в трупы, мы были гениями, способными превратить посредственность и обыденность во что-то другое, что-то большее. Мы сделали себя настолько зависимыми друг от друга, что сама мысль о том, что мы не будем вместе, была непредставимой.
