* * *
Я отказывалась становиться одной из тех, кто остается жить в любом городе только потому, что так удобно, кто знакомится с кем-то, берет кредит, покупает жилье и внушает себе, что эта жопа мира со своими нервными бариста, жадными до знаменитостей барменами, охранниками-расистами, ограниченными политиками и неотесанными полицейскими – это норма, кто забывает, что Стокгольм – результат вырождения, маленькая гребаная дыра, населенная крестьянами, далеко на севере, совершенно никчемный город, который так боится собственной тени, что люди не разговаривают друг с другом, даже когда поезд в метро пятнадцать минут стоит в туннеле. Единственный на свете город, где младенцы учатся избегать чужих взглядов. Это заметно по детям, которые росли в других местах: приехав сюда, они ждут, что в метро с ними будут сюсюкать, они хлопают ресницами, предлагают соски собакам, но другие пассажиры быстро дают понять, как тут все устроено, не отрывать глаз от телефона, ни одной улыбки, на которую бы кто-то ответил, как мумии, как соляные столбы они ездят туда-сюда, на работу, с работы домой, к каждому ближнему относятся как к попрошайке, и если есть одна вещь, которую я всегда должна помнить, то вот она: это не конец. Выход есть, всегда есть выход, думала я, пока поезд приближался к центру города.
* * *
У меня есть теория: Самуэль так долго этого ждал, что под конец был готов разглядеть это в чем угодно, неважно где, неважно с кем. И когда это произошло, позднее в том же году, лето уже закончилось. Листья на деревьях начали краснеть, на улицах стало скользко. Местом, где это случилось, оказался не итальянский рынок и не шикарный ресторан в отеле. А парковка рядом с Миграционной службой в районе Халлонберген.
* * *
Потом я приехала, и все изменилось. На вокзале меня встречала сестра. Ее окружали Ильва, Сантьяго, Шахин, Тамара, друзья из переводческой школы плюс несколько человек со времен синдикалистского движения, имена которых я не хочу называть. Они сделали смешной уродский плакат с надписью С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ЛАЙДЕ! (с блестками вокруг моего имени), а на головы нацепили остроконечные колпаки. У Шахин был с собой саксофон, но поскольку она забыла взять мундштук, он просто висел у нее на шее и блестел. Заметив меня, они кинулись ко мне, крича и хлопая в ладоши, мы обнялись все вместе и стали фоткаться, все это застало меня врасплох, я не понимала, что происходит, это видно на тех фотографиях, я на них даже не радуюсь, а просто открываю рот как рыба и растерянно смотрю по сторонам, словно только что узнала, что весь мир – декорация, а мои друзья – актеры. И только потом, когда мы ехали на машине домой, я начала осознавать, что сестра устроила все это для меня. Она сидела впереди и смотрела в телефон, словно ничего особенного не произошло, словно устраивала такие сюрпризы каждую неделю.
