– Вы истинно светский человек, – шепнула ему вдова.
– Я, знаете ли, философ в некотором роде, – ответил усмехаясь маркиз. – Ученик, видете ли, Эпикура.
И уж вовсе неожиданным стало появление в тот вечер у вдовы доктора Тибо. Последний, в отличие от маркиза, поминутно потел, краснел, чувствовал себя неловко и на вдову не смотрел. Так она, приблизившись, комплимент ему сделала. Мол, очень мне ценно ваше у меня присутствие. Постепенно все завертелось по-прежнему, и только когда сели за стол, вдова поняла, что аббата с ними не было. Он заходил к ней в эти дни неоднократно, что-то мастерил в салоне, наигрывал, насвистывал, но ей не представлялся, открывала прислуга, а уносился он и вовсе хлопнув дверью. «Ну вот, все на месте. Прежние здесь, а новых не требуется. Зря только клавесин в салон переставили. Ну да не страшно. Авось все и так образуется». Сервирован был первой подачей суп из порея и репы на индюшачьем бульоне, телячий язык с петрушкой, шкварки с гороховым пюре, пирог с зайчатиной и шпинатом и фрикасе из курятины со сливками. Второй подачей шли два блюда жаркого с салатами и апельсинами. Голуби, нашпигованные салом, яблочные пончики с ромом, яичный пудинг, четыре конфитюра и вафли, особенно удававшиеся ее кухарке.
Телячий язык вызвал у господина Тибо ряд ассоциаций, которыми он решил поделиться. Не переставая жевать, глотать и поминутно себе что-нибудь рядом стоящее подкладывать, а то и тянуться к блюду, весьма о него отдаленному, он прочитал собравшимся целую лекцию о том, каким образом и благодаря каким мускулам язык во рту двигается и принимает различные положения. Потом рассказал, в чем человечий язык сходен с языком коровы, лошади, собаки и некоторых иных животных, ибо все они, мол, и люди и звери, при всех различиях, есть не что иное, как машины. Епископ в ответ на это засопел. Маркиз готовился ответить, и все покатилось своим чередом. Гости развлекались, словно она и ни при чем была.
– Вот еще такой случай, – развивал господин Тибо. – Одна женщина в нашей провинции родила не так давно ребенка без языка.
От данного ребенка перешли незаметно к иным природным уродствам. А от уродств, как то ни странно, к красоте. Тут вступилась жена нотариуса.
– Я, – говорит, – знаю, что не красавица и всю свою жизнь это на себе чувствую.
Епископ возразил, что единственной подлинной красотой является красота душевная. Но Тибо его довольно бесцеремонно перебил и заявил, что красота есть предрассудок, объясняемый привычками и обычаями разных народов.
