Она поняла вдруг, что не знает его имени.
– Жан-Батист Дотон – так меня зовут. А знаете ли почему? Да потому что нашли меня осенью. Потому и прозвали Осенним. В городе Безансон, на площади, там где рынок.
– Вот как. А родители ваши?
Ей захотелось встать, пройтись, выйти на свежий воздух или погладить его по щеке. Посмотрела в окно на цветущие бульденежи. Как много их в этом году. Весь куст как один белый снежный ком.
– О родителях мне ничего не известно. Сколько себя помню, столько есть я Жан-Батист Дотон. А ведь неплохо звучит, правда? Там ведь и «тон» имеется, что для музыканта подходяще. Потом к иезуитам меня направили, у них я начал музыке учиться. В Безансоне тогда органистом был сам славный Жан-Филипп Рамо. Я к нему бегал. Он как ни дурного был нрава, а стал постепенно привечать, от него-то я всему и выучился.
– Ах, Рамо. Не тот ли, что «Ипполита с Арисией» сочинил?
– Он самый. Так вы знаете? И многое другое! Великий музыкант; нет ему равного во всем нашем королевстве.
– А вы, стало быть?
– А я по музыкальной части обучившись в Безансоне, был затем рукоположен и в здешнюю епархию направлен: вот и вся моя биография. В двух строках можно записать. Только я бы хотел, чтобы вы одно слово в посвящении изменили. Мне про «трогательные» пьесы не понравилось. Это определение для народных песенок каких-нибудь подходит, а никак не для моей музыки. Она у меня сложная, ученая. Так вы вместо «трогательных» поставьте «ученых»: «собрание пьес ученых и с природой согласных». Я вам потом объясню.
– Приходите ко мне в среду вечером, ужинать. У меня ассамблея. Вас отпустят? Маркиз также будет. Зачитаем ему посвящение, и вы объясните всем, чем ваша музыка замечательна.
Вдова уже прекрасно все вообразила.
– Нет, мне некогда, – довольно резко ответил аббат. Я не по светской части. Не воспитан, не обучен, манер таких не имею. Вот если захотите, я вам отдельно расскажу, а вы потом вашему обществу перескажете. Там, видите ли, есть такая закавыка, одно новшество, господином Рамо введенное, хроматическое или, если угодно, энгармоническое, ну и я в том же духе работаю. Заходите в собор, когда не лень будет. Там в сакристии есть эпинет, я на ней вам кое-что покажу. Эх жаль, нет у меня клавесина. В Безансоне у иезуитов такой чудесный был.
– А у меня клавесин имеется. Никто на нем давно не играл.
– Не может быть, – вскричал аббат. – Вот за такие слова я вас сейчас…
Он подскочил к ней, как-то нелепо прижался к ее плечу и потерся о него. Не то сумасшедший, не то мужлан неотесанный, не то, и правда, как невинное дитя. Одно слово: подкидыш. Освободилась от его щенячьей ласки.
