– Как желаете фронтиспис оформлять? Как у вас нарисовано или по модели? У меня есть несколько образцов, по последней моде.
– Нет уж, – вдруг решительно запротестовал аббат, до того казавшийся покладистым. – Делайте по нарисованному, как я указал. И все остальное в точности по рукописи. Ничего от себя, пожалуйста. Все как есть. Мне по моде ни к чему.
Это было сказано несколько резко, даже неприятно. Что она такого особенного спросила?
– Прекрасно. Сделаем, как указано. А бумагу какую пожелаете? Вот есть у меня здесь голландская, она потоньше будет.
– Ну это как вам угодно, сами выбирайте.
Он посмотрел на дверь. Видно было, что спешил удалиться. «Не слишком воспитанный», подумала вдова.
– Лучше подешевле, – добавил.
– Видите ли, нотное издание придется целиком и полностью гравировать офортом на меди. Это оплачивается отдельно. Если вы пожелаете, я вам подробную смету составлю, а вы уж будете судить, печатать или нет. Смета у нас бесплатная, всегда можно отказаться.
Он блеснул раздраженно глазом.
– Благодарю.
Повернулся на каблуках. Направился было к двери.
– Постойте. Не угодно ли вам знать, когда смета будет готова?
– Да, в самом деле, – уже через плечо.
– Заходите послезавтра.
– Благодарю.
Едва поклонился, и след простыл. Дверь хлопнула. Она увидела в окно, как узкая спина с косицей метнулась в переулок. Куда он так вечно спешит? Точно вор бегством спасается. Снова полистала рукопись. Да, влетит в копеечку. Просить никак не меньше двухсот ливров. Откажется, наверное. Но меньше никак нельзя. И этак-то она едва, войдя в расходы, прибыль получит. Имея в виду двадцатипроцентный налог, что недавно ввели. Не шутка ведь, цельногравированное. Да и бумага в последнее время подорожала, даже если взять голландскую.
Некогда отцу ее приходилось порой печатать нотные книги с длинными названиями вроде трактата господина Никола-Антуана Лебега, имя которого ее смешило: органист Заика. Она представляла себе, как орган его, уподобляясь органисту, начинал заикаться. Обыкновенно таким собраниям нотных партитур предшествовали разного рода уведомления и уверения, предупреждения и прочие введения. Туанетта их иногда вычитывала, но понимала и запоминала лишь то, что понять эту нотную грамоту не было для нее никакой возможности. «Как играть на органе во всех регистрах, включая и те, на которых мало еще играют в провинции, как, например, на крумгорне и на терцах». Парижский снобизм подобного названия бросался в глаза даже тем, кто не знал, что такое крумгорн или терцы. Если господин Заика и заикался, то с исключительно парижским акцентом.
