Она поднялась на второй этаж. Здесь работали два наборщика, из ящика с буквами составляли текст по рукописи. В соседней комнате, в баках, наполненных смесью кислот, травили медные доски с офортами. Здесь же стоял небольшой пресс для оттиска гравюр. Она обошла это свое немалое хозяйство, осмотрела, поприветствовала, приободрила, проверила, похвалила. Сказала себе: вот это надо запомнить, тут непорядок, надо указать, но не сразу, не как только заметила. А вернуться, посмотреть еще раз, проверить свое впечатление и уж затем поговорить об этом с рабочими в подходящий момент. Ибо если мужчина мог действовать как Бог на душу положит, то женщине это не простится. Скажут, вот мол недостатки слабого пола – безрассудность, скоропалительность, взбалмошность, противоречивость. А потому надлежало всегда и постоянно действовать обдуманно, уравновешенно, быть готовой к неожиданностям и никак на них не сдаваться. Виду не подавать. Бровью не вести. Выслушала. Помолчала, глядя собеседнику в глаза до тех пор, пока тот своих глаз не опустит. Вежливо поблагодарила за то, что тот держит ее в курсе обстоятельств, и снова замолчала до тех пор, пока тот не откланяется. А тот и пойдет не солоно хлебавши, теряясь в догадках относительно того, что же она обо всем этом подумала. А она ничего не подумала. Выдерживала хозяйский ритуал, подсмотренный сначала за отцом, а потом за мужем. А думать начинала уже потом, оставшись одна, не опасаясь того, чтобы выдать своих мыслей случайным выражением лица или тем паче вырвавшимся невпопад словом.
Окончив осмотр своих владений, она, как всегда, захватила с собой свежеотпечатанные листы с тем, чтобы вычитать их на предмет опечаток. Ибо она продолжала по привычке исполнять эту работу, не решаясь доверить ее кому-либо другому. Никто ведь лучше не сделает. Но и из любопытства, ибо читать и перечитывать любого рода напечатанные на бумаге слова и фразы доставляло ей удовольствие. Даже если, как в этот раз, речь шла о сводке приходских новостей.
Она снова пересекла двор. Камни, мостившие его, украшала в этот утренний час кружевная тень от крупнолистых шелковиц. Ей вдруг захотелось пропрыгать весь этот двор с камня на камень, быстро и точно попадая ступней в середину каждого булыжника, как она делала это, когда была девочкой. Но она опомнилась, оправила накидку на плечах. Все же самой себе улыбнулась, не себе теперешней – почтенной сорокадвухлетней женщине, а той веселой, смешливой Туанетте с быстрыми глазами и вьющимися каштановыми волосами, Туанетте, которую отец прозвал почему-то Запятой, и хотя это прозвище было не самым нежным, не то что Зайка или Пчелка, как он звал старших, но ей быть Запятой нравилось. Иногда отец смотрел, как она прыгала по мостившим их двор камням, и задумчиво произносил: «Ох, Запятая, кто-то о тебя однажды споткнется».
